Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

Со всех сторон доносилась стрельба. Бандиты Зеленого удирали из села и прятались в оврагах, но пули красноармейцев настигали их всюду и укладывали, как мышей.

— Меня они не поймают! — бушевал атаман и бросился в хату попа. Он успел запереться и стал поспешно переодеваться. Но вслед за ним в хату ворвались несколько красноармейцев вместе с Петро Колядой…

Простые, наскоро сколоченные гробы покачиваются в воздухе. Бородатые старики и старые крестьянки шествуют за ними, склонив головы. В центре площади, где незадолго до этого произошла большая резня, все останавливаются. На наспех сооруженную трибуну поднимается Петро Коляда.

— Товарищи, вы сами видели то, что здесь творилось… Почему погибли эти славные юноши и девушки? Сюда пробрались предатели, сучьи души, петлюровские головорезы… Это они пошли в банду Зеленого и погубили наших детей…

Больше он не в состоянии был говорить. По его худой, изрезанной морщинами щеке скатилась крупная слеза…

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

С дрожью в сердце подъехал я к Триполью. Днепр был спокоен и кроток, как всегда в летние вечера. Безмолвно-сурово глядел на нас высокий берег, с которого бандиты бросали в воду мужественных комсомольцев, вдали цвел шелковый сад — Триполье цветет шелком. Из глубины села долетала сюда комсомольская песня. Это пели девушки колхозного Триполья. В своих молодых горячих сердцах хранят они память о геройски погибших братьях и сестрах…

1938

Перевод С. Родова.

ВСТРЕЧИ

Рассказ

Уж если мы разговорились про встречи, расскажу и я вам о своей встрече с девушкой.

Было это в девятнадцатом. Лето. Посылают меня на подпольную работу в Харьков, в Харькове тогда были белые. Направили меня в распоряжение подпольного ревкома, но адреса его не дали. И понятно почему. Указали только две явки. И предупредили: если явки провалены, мне нужно поискать между двенадцатью и часом дня на Московской улице около грузинского буфета белокурую девушку с косами. В руках у нее будет газета «Южный край». Я должен подойти к ней и спросить: «Где здесь поселился дядя Яков?» Если она ответит: «Дядя Яков поселился очень далеко», то это — товарищ Нина, и она уже свяжет меня с ревкомом. «Словом, найдешь, — сказали мне, — когда есть голова на плечах, то находят выход». Я зашил в пиджак нужные документы — и в путь-дорогу.

В Харьков приехал я днем, часов в двенадцать, и сразу отправился на явку. Явка где-то на Холодной горе, на Григорьевском шоссе, у черта на куличках. Мне объяснили, что там, в подвале, должен жить портной. На улице даже есть вывеска. Нахожу дом — ни вывески, ни портного. Расспрашиваю соседей — говорят, что портной на днях выехал. Явка, значит, провалена. Отправляюсь искать вторую явку — на Николаевской улице. Там должна быть еврейская столовая. Прихожу: «Где столовая?» — «Какая столовая?» Нету. Была, да закрыли. Значит, вторая явка тоже провалена. Что теперь делать? Уже три часа, но я все-таки решаю поискать девушку с газетой. Все равно, другого выхода нет. Ага, вот действительно идет девушка с косами и держит газету «Южный край». Я подхожу к ней и спрашиваю: «Где здесь поселился дядя Яков?» Она как-то странно взглядывает на меня и говорит: «Молодой человек, вы в своем уме?..» И быстро удаляется… Смотрю на прохожих: как назло, теперь все проходят пожилые женщины. Стоп, вот опять идет молодая девушка с косами, в руках у нее газета. Испытываю еще раз свое счастье. Подхожу к ней и спрашиваю: «Где здесь поселился дядя Яков?» — «Отстаньте!» — бросает она и даже не останавливается.

На улице жарко, пыль невыносимая. Подхожу к ларьку с сельтерской и прошу стакан воды. Бросаю взгляд на продавца — ловкий парнишка с задранным носом. Прошу дать еще стакан, — дает. Подмигиваю ему, он отвечает тем же. Прошу третий стакан, пью понемногу и посматриваю на парнишку. Потом спрашиваю, так себе: «Жарко, а?» Он отвечает: «Да, жарко!» — «Ну, как торговля?» Он отвечает: «Очень хорошо!» Больше мне нечего у него спрашивать, и я отправляюсь дальше.

Харьков — город большой, а я здесь впервые. Никакого адреса у меня нет, никого я не знаю. Улицы — незнакомые, куда идти — мне безразлично. Вхожу в сквер, выбираю свободную скамью и сажусь отдохнуть. Сижу так с четверть часа, подходит парень в студенческой фуражке, в очках, и садится на другом конце скамьи. Сидим, оба молчим. Наконец я бросаю: «Жаркий день!» Он отвечает: «Да, жаркий день!» И мы опять молчим. О чем еще могу я его спросить? Я поднимаюсь и ухожу. Оглядываюсь, парень идет за мной. Что это значит?

Усталый, вхожу в другой сквер. Только я присел, пробегает белобрысый мальчишка, продавец газет, и во весь голос кричит не переводя дыхания: «Газета «Южный край»! Пойман большевистский комиссар! Газета «Южный край»!» Покупаю газету, мельком бросаю взгляд на продавца — замечательный мальчишка! «Продаешь газеты?» — спрашиваю его. «Продаю», — отвечает он. О чем еще спросить у него? «Весело в городе? А?» — «Еще как весело!» — отвечает он и убегает довольный, выкрикивая: «Газета «Южный край», пойман большевистский комиссар, газета «Южный край»!..»

Торопливо перелистываю газету, хочу прочесть о пойманном большевистском комиссаре, но — ничего похожего! Даже ни слова об этом. Но что делать? Куда деваться? Гляжу на прохожих — незнакомые лица. Перед глазами мелькают погоны, шпоры, лампасы, аксельбанты. Я и не заметил, как на мою скамью сел офицер. «Скучаешь?» — спрашивает он меня вдруг. — «Да, скучаю», — отвечаю ему. «По большевикам, наверное?» — говорит он, и я сразу краснею. Мурашки пробегают у меня по телу. Ну, теперь я пропал! Быстро поднимаюсь и ухожу. Оглядываюсь, не идет ли офицер за мной. Нет, — сидит. Еще удачно обошлось. Аллея длинная, сажусь на скамью в другом ее конце и опять оглядываюсь на офицера. Сидит, стервец, кажется, ждет кого-то. Да, я угадал. К нему подходит парень, здоровается, передает что-то и отходит. Жду: куда он повернет? Так и есть, парень приближается ко мне. Высокий, крепкий, скулы торчат; на нем шляпа, но она ему как-то не подходит. Он направляется к моей скамье и садится. «Знакомое лицо, — обращается он вдруг ко мне, — где я встречался с тобой?» — «Я вас не знаю, отстаньте», — отвечаю я. «Ты, братишка, — говорит он мне, — не ломай комедии. Скажи, ты — наш или нет? Что ты приезжий,