Тыл-фронт - Андрей Андреевич Головин

продолговатый серебристый предмет. «Аэростат! Очевидно, готовится к подъему. Когда они его притащили?.. Ночью? Возможно и днем! Падь там глубокая».

— Ахтуба, Тридцать третьего! Если нет его, вызывайте Небо, — приказал Рощин, не отрывая бинокля от аэростата.

— Небо? Сотку или Сто первого. Разговаривает? Попросите разрешения прервать… Докладывает Ледяной. За хребтом Горбатым — аэростат. По-моему — готовится к подъему. Да-да! Нет, товарищ Сотый, без ошибки. Только что обнаружили. Есть, передать!.. Ахтуба, сообщите всем абонентам, что Новгород видит готовящийся к подъему аэростат.

Вскоре японцы подняли два аэростата в нескольких километрах друг от друга. Гондола первого, за которым наблюдал Рощин, казалась пустой. Он позвонил Ошурину.

— Гондолы накрыты сверху брезентом, товарищ старший лейтенант, — доложил тот. — У верхних срезов имеются смотровые щели. В стереотрубу хорошо видно.

Рощин всмотрелся в покачивающуюся махину и различил два еле заметных прямоугольных отверстия.

Граница замерла и насторожилась. Перед взором скрытых под брезентом японских наблюдателей расстилались безжизненные пространства. Изредка проходили группы бойцов. Но и те, заметив аэростаты, исчезали, словно их проглатывали сопки. Повисев в воздухе часа полтора, аэростаты опустились. Когда Рощин возвратился в расположение батареи, они поднялись снова. Но в этот раз скрылись быстрее.

Созвонившись с передовым пунктом, Рощин узнал что все японские машины проследовали обратно и на границе спокойно. Он вышел от телефонистов и направился к вычислителям.

Глава восьмая

1

Из открытого окна в сад лилась мелодия старого вальса. Зина сидела на скамейке, рассеянно прислушивалась, бесцельно листала книгу. «Папа как-то говорил, что Вячеслав мужественный, — а он заговорить со мной боится… Где же ты, Вячеслав? Пусть мои мысли хранят тебя в опасную минуту…» Неожиданно из дома донесся сильный голос Савельева:

Тихо вокруг,

Сопки покрыты мглой.

Вот из-за туч блеснула луна…

«Как ожил отец после приезда мамы», — думала Зима, подходя к окну.

Георгин Владимирович стоял, опершись на пианино. Лицо генерала сейчас выглядело совсем молодо: исчезла постоянная озабоченность и напряженность. Евгения Павловна смотрела на него и чуть заметно улыбалась, ее пальцы легко и уверенно бегали по клавишам.

— Браво, папа! — захлопала в ладоши Зина, — Я уже и не помню, когда ты пел.

— Ну вот и безбилетные слушатели появились, — с напускным неудовольствием проговорил Савельев.

— Ты где пропадала, Зинуша? — ласково спросила Евгения Павловна.

— В саду… Вижу, что при мне вы так и не объяснитесь, и ушла, — рассмеялась Зина.

— Мы уже объяснились, сорванец, — ответил Георгий Владимирович.

— О, тогда начнем пиршество! Разрешите, товарищ командующий, подать сигнал: бери ложку, бери бак, нету ложки, кушай так! — пробарабанила Зина по подоконнику и залезла в комнату через окно.

— Ты ее совсем избаловал, — осуждающе воскликнула Евгения Павловна.

— Наряд вне очереди на кухню! — грозно произнес Савельев.

Зина, притопывая каблучками, вышла за столовой посудой.

— Она умница. Десять-двенадцать часов на службе, а сейчас поступила еще на курсы медсестер, потом самодеятельность и конечно — домашние заботы, — заметил отец.

— И в эвакуации не скучала, тоже нашла себе дело, — Евгения Павловна взглянула на мужа и грустно улыбнулась. — Эвакуированные! Люди перевозили в Сибирь учебные заведения, предприятия, а мы — домашние вещи. Многие выехавшие женщины даже не имели детей… Понимаешь, Георгий, из таких почему-то больше было пустых, эгоистичных. Все трудятся, делают, кто что может, даже матери, у которых двое-трое ребятишек. А эти — молодые, здоровые, сильные — выставляли свое замужество за какую-то заслугу. Это звучало очень оскорбительно.

— Случайные для нас люди, — нахмурился Савельев.

— Папа, давайте не будем серьезничать, — воскликнула появившаяся в дверях Зина. — Георгий Владимирович, Евгения Павловна, прошу к столу! Кушать подано!

— Ты помнишь Веру Петровну? — спросила Евгения Павловна у дочки. — Умерла она.

— А дочка ее, Сонюшка, где? — встревожилась Зина.

— Какая Вера Петровна? — вмешался Савельев.

— Вера Петровна — жена работника, вашего сабуровского Дома Красной Армии. Зимой она умерла, осталась маленькая дочка. Я хотела ее забрать, но без согласия отца знакомые Бурловых, у которых жила Вера Петровна, так и не отдали.

— Ну и плохо сделали, сейчас она была бы здесь. Представляю себе состояние отца! Кстати, он уже давно перевелся в строевую часть. Завтра же прикажу отправить его за дочкой.

— А ты его знаешь? — удивленно спросила Евгения Павловна.

— А кого он не знает? Только у него не добьешься правды, — вмешалась в разговор Зина.

Евгения Павловна непонимающе посмотрела на мужа и на дочь.

— Один поручик заинтриговал Зинаиду Георгиевну. Она ко мне и пристала: кто он, да где он, — пояснил Георгий Владимирович, поглядывая на покрасневшую Зину.

— И совсем нет! И нет! — обиженно воскликнула та. — Можешь вообще не отвечать на мои вопросы.

— А обижаться нечего, дочь. Ты не маленькая. Должна понимать, что есть вещи, которых в домашнем кругу не касаются, — строго заметил Савельев.

Начавшийся спор был прерван телефонным звонком. Савельев отложил салфетку и быстро прошел в кабинет.

— Здравствуйте. Срочные? Буду через десять минут. — В столовую он возвратился совсем другим: озабоченным, посуровевшим. — Поеду в штаб. Что-то срочное есть, — виновато пояснил он.

Зина быстро встала из-за стола и, взяв первую попавшуюся тарелку, вышла на кухню. Она знала, что отец стеснялся перед ней выражать ту любовь к матери, которая хранилась в его сердце. Евгения Павловна с ласковой усмешкой посмотрела вслед дочери.

— Ну вот, поеду в штаб, — твердил Георгий Владимирович, неотрывно глядя в лицо жены.

— Иди, Георгий, — Евгения Павловна провела рукой по его лбу и щеке. — Сейчас ты не наш.

Савельев поцеловал жену и быстро вышел.

У штаба командующего встретил оперативный дежурный.

— Товарищ генерал, получены две срочные шифровки, — доложил он.

— Позвоните члену Военного Совета, — приказал Савельев.

— Он здесь, ожидает вас в своем кабинете.

— Я пройду к нему, а вы распорядитесь принести туда шифровки. Потом попрошу позвонить в дивизию Мурманского и передать через него распоряжения, чтобы предоставили старшему политруку Бурлову отпуск в ближайшее время для поездки за дочерью.

Член Военного Совета, постукивая пальцами по столу, смотрел на лежавший перед ним лист и хмурил брови, Командарм по выражению лица определил, что Смолянинов чем-то взволнован.

— Вы что, Виктор Борисович, расстроились? — спросил он.

— Слушайте: «Для изучения и обобщения опыта оборонительных операций на западных фронтах, подготовить группу старших командиров и политработников», — прочел он. — Прилагается расчет, на какой фронт и сколько. От нас, в основном, на Юг…

Командарм взял телеграмму и прочел ее сам.

— Да-да. Чтобы принять такое решение, нужно быть уверенным в дальнейшем ходе событий, — заключил он.

В кабинет вошел подвижной, худощавый подполковник с шифровками.

— Читайте, — приказал Савельев.

— «Командующему Отдельной Приморской армией. Немедленно приступить к