Германский вермахт в русских кандалах - Александр Литвинов

Как-то к новому дому, где немцы и городские строители выполняли отделочные работы, Себастьян на подводе доски привез. Стопкой сложил у стены и на них же присел отдохнуть, поставив лошадь под дерево в тень.

— Досок еще подвези, да бери без сучков: на подмостки ребятам, — вышел Кузьмич из подъезда. — А пока что дак чаю зайди хлебни. В жару самый раз. Девчата на скорую руку сварганили… Хотя ты уже пива хватил. Ну и зря: теперь будешь потеть. И раскиснешь…. Я вот все собираюсь спросить…

Себастьян прислонился к стене и смежил глаза в полусонном блаженстве:

— Валяй, хер Кузьмич.

— Не хер, а товарищ Кузьмич! Хоть я и знаю, что по-вашему «хер» означает. Но, если еще назовешь меня хером, я конвой позову из лагеря, когда ты, в сотый раз, нахлебаешься пива или еще какой дряни, и прямым ходом пойдешь на «губу». Уловил?.. Вижу, что уловил.

Кузьмич закурил, отвернувшись от Себастьяна.

— Хер Кузьмич! Ох! Пожалуйста, дайте простить! Прифычка, дизер нигорошо!

— Да, хотел вот спросить, а теперь настроения нету, — обернулся к нему Кузьмич и заметил у немца синяк под глазом. — Кто это тебе фонарь засветил?

— А, латерне…Фонарь… «Лисапета, шмякнулся!»

И улыбнулся извинительно.

— «Лисапета»… Что-то я сомневаюсь, чтоб так шмякнуться с велосипеда! Наши, наверно, подвесили? Или, может, это Ванюшка Панин тебе заехал? У него не заржавеет! Его красавица тут штукатурит?

— Да тут я, тут, дядя Ваня! — в оконном проеме второго этажа появилась девушка в спецовке. — Как чуть что, так сразу Ванюша Панин! А Ванюша тут ни при чем! Рыжий сам напросился!

— Напросился за дело или по дурости? — строго глянул Кузьмич на девушку.

— Ого! Да еще как за дело!

— Никак опять из-за тебя, синеглазая? — нахмурился Кузьмич.

— Не из-за меня, а я сама! А Ваня ни при чем! Это я ему врезала в глаз! А что мне было делать, дядя Ваня? Мы с Надей танцуем, а он все меня хватает и хватает! Я сказала, чтоб он отцепился, что он папку убил моего, а теперь танцевать со мной лезет! Ну и толкнула его…

— И он успокоился?

— Куда там! Раздухарился! Стал кричать, что если б они победили, то он приказал бы меня привести к нему! Я бы вот тут, перед ним, стояла, и он бы делал со мной, что хотел!

— И тут появился Ванюшка твой? — прищурился Кузьмич.

— Ванюша с Костей рамы вставляли на втором этаже, — появилась в окне девушка вторая. — А Рой этот ваш на велике Ванюшкином катался и где-то, наверно, упал… неудачно. А оттого, что мы его толкнули, синяка бы не было.

— Ты все понял? — посмотрел Кузьмич на подошедшего Вальтера.

— А, чепуха, — махнул рукой Вальтер и дал команду заканчивать работу и строиться в лагерь.

— Дак выходит, что он сам на кулак напросился. Жаль мне его: старательный парень. Но замашки нацистские в голове еще бродят… А вы, красавицы! Кто вам разрешил в рабочее время танцы устраивать?

— Дак мы ж только вальсик один. На заводе радио «Березку» заиграло, концерт по заявкам был. Дак всего ж один вальсик, дядь Вань. Мы штукатурили и танцевали. И все по-тихому было хорошо, если б рыжий не привязался.

— Он тут всем говорит, что в Берлине его ждет красавица Анхен! — сказала девушка вторая. — Если ждет, то нечего таращиться на нас!

— Одно другому не мешает, — ухмыльнулся Кузьмич.

А Себастьян в это время погрузил в короб телеги обрезки разных досок и реек, что заранее припас, сказал кобылке «лос» и рядом пошел.

— Видал, Кузьмич! Он с нашей кобылой уже по-своему шпрехает! — пошутил бригадир Суровикин. — Но лошадку жалеет: всегда норовит в тенек поставить, чтоб не перегрелась да не закипела.

— А кому это он отходы повез? — спросил Кузьмич.

— Да старухе одной. Ландаренчихе-бабке. Она как-то ведро упустила в колодец, а он и достал. И теперь помогает во всем. Вот на зиму дрова запасает. Дети ее в партизанах погибли, а мужик на войне…остался.