КГБ в 1991 году - Василий Михайлович Сойма

Я ушла на кухню и не слышала разговор, но через некоторое время он сообщил мне, что обедать не будет, т. к. его срочно вызывают в связи с начавшейся в НКО гражданской войной. Впоследствии мне мой муж сказал, что звонил будто бы Крючков.

Борис Карлович вместе с Валентиной Ивановной быстро собрались и уехали, пообещав вернуться около 20 часов. Однако вечером они не вернулись. 19 августа утором мы уехали с дачи в Москву. В то же утро мы все узнали о государственном перевороте и о том, что в состав ГКЧП входит и наш отец…»

Еще из показаний Инны Пуго:

«21 августа около 22 часов Пуго вместе с женой пришел к нам домой. У нас у всех было плохое настроение, но он своим поведением старался нас развлечь и приободрить. Он смеялся, шутил и очень много рассказывал о своей встрече с Питири-мом. Пуго был очень доволен этой встречей. Они разговаривали с Питиримом об иконах, их живописцах, об их создании.

В этот вечер Пуго сказал нам: “…умный у вас папочка, но оказался дураком, купили за пять копеек”. Кроме того, он сказал, что в Риге жить было лучше, и еще посоветовал нам, чтобы мы не совершали ошибок таких, как он, и не доверяли людям.

Валентине Ивановне он сказал: “Валюш, не расстраивайся. Будет у нас другая жизнь, но будем жить”. А она ему ответила: “Ничего мне в мире не надо, только прижаться к тебе”. Днем Валентина Ивановна несколько раз звонила на работу Борису Карловичу и все спрашивала у него, есть ли в доме оружие. Как я поняла, она думала, что его арестуют на работе, и намеревалась в случае, если с ним что-нибудь случится, покончить с собой. Она так ему по телефону и сказала: “Я без тебя жить не буду, не буду ни минуты”.

Мы в тот вечер все думали, что Пуго придут арестовывать ночью, и мой муж пошел к ним ночевать, чтобы быть в трудную минуту рядом с отцом…»

Из интервью В.Б. Пуго редакции приложения «Досье» к газете «Гласность» (№ 8, 2000):

«У меня нет сомнений, что они это сделали сами. Но у меня есть уверенность, что их к этому принудили.

Отец прилетел в Москву вечером 18 августа из Крыма. Он отдыхал в санатории “Южный” рядом с Форосом, где якобы в заточении находился в период чрезвычайного положения Горбачев. Сейчас известно, что он сам себя полностью изолировал, ожидая, как развернутся события. А в 91-м это была страшная тайна.

Сразу по приезде отец выехал по звонку Крючкова. Я его не видел до 21 августа, когда вечером пришел к нему на работу. Стал спрашивать, что происходит. Он мне сказал:

— Пошли домой. Мне здесь сегодня уже делать нечего. Дома ему было несколько звонков. А ночью отключили оперативную связь, ВЧ и еще один специальный телефон, защищенный даже от ядерного воздействия. Утром не работал и городской телефон. Не смогли отключить только телефон внутренней милицейской связи. По этому телефону утром были звонки. Звонили его замы, в том числе Ерин, который стал потом министром внутренних дел, еще несколько людей. Кто из них своими словами подвел его к самоубийству, я сказать не могу. О содержании этих разговоров знают только в оперативно-техническом управлении КГБ, которое наверняка тогда прослушивало его разговоры.

Утром 22 августа я ушел на работу. Трагические события произошли без меня. Все случилось с 8 до 10 утра, когда дома были только отец, мать и дед.

Почему с самого начала возникли сомнения в самоубийстве? Отца нашли мертвым на кровати, а пистолет лежал на тумбочке довольно далеко от него. Засвидетельствовавшая это фотография обошла весь мир. Степанков и его команда выдвигали тогда разные версии, но все они выглядели неправдоподобно. Я тоже не мог найти объяснение. И только потом 89-летний дед, который после происшедшего на год попал в неврологическую больницу, сказал мне, как было дело. Услышав выстрелы, он вошел в комнату. “Очень испугался, взял из руки Бориса пистолет и положил на тумбочку”.

Все следственные действия тогда проводились без меня. Меня просто не пустили в квартиру. Думаю, что сейчас еще можно восстановить множество важных деталей, объясняющих происшествие. По своему историческому масштабу события августа 1991 года можно приравнять к революции или к развалу Римской империи. Надо это сделать».

В конце интервью имеется сноска: «Мы получили от одного из читателей устную информацию о том, что спецслужбы Украины располагают видеозаписью пребывания Горбачева в Форосе в августе 1991 года. Запись свидетельствует, что “изоляции” бывшего президента СССР на самом деле не было: он пользовался связью, свободно передвигался, плавал в море, общался с моряками и пограничниками и вообще со всеми, кем хотел».

Утром 24 августа тело бывшего начальника Генштаба, советника президента СССР Горбачева, Маршала Советского Союза С.Ф. Ахромеева нашли в его служебном кабинете в Кремле.

Д.Т. Язова эта весть достигла в «Матросской Тишине». Назвал смерть Ахромеева нелепой и не поверил в нее:

— Степень участия Ахромеева в августовских событиях была символичной. Слишком много здесь загадочного, Сергея Федоровича отличали мужество и кристальная порядочность.

О.Д. Бакланов тоже в эту версию не верил с самого начала.

— Повесился? И мысли такой не допускаю. Ну и что, если нашли его предсмертную записку? Маршал. Прошел войну. И повесился? Причем вешался два раза. Это нормально? Я знаю его жену, знаю его детей, хорошо знал его самого.

Из материалов следствия:

24 августа 1991 года в 21 час 50 мин. в служебном кабинете № 19 «а» в корпусе I Московского Кремля дежурным офицером охраны Коротеевым был обнаружен труп Маршала Советского Союза Ахромеева Сергея Федоровича (1923 года рождения), работавшего советником Президента СССР.

Труп находился в сидячем положении под подоконником окна кабинета. Спиной труп опирался на деревянную решетку, закрывающую батарею парового отопления. На трупе была надета форменная