В огне повенчанные - Иван Георгиевич Лазутин

бокам, смешивался с оглушающими разрывами мин и снарядов, и все это давило к земле; хотелось лечь и, закрыв голову руками, переждать плотный фронтальный огонь. Но почти инстинктивный, неосознанный порыв диктовал единственное: «Вперед!.. Только вперед!..»

Григорий продолжал бежать вперед и, стреляя в сторону окопов врага, не спускал глаз с Ломивороты, который, как и все, на бегу стреляя из автомата, в десяти шагах перед Казариновым бежал на окопы противника.

Правее второй пулеметной роты с тем же протяжным, чем-то похожим на стон, гулом «а-а-а-а-а-а» бежали в черных бушлатах черноморцы. В окопы противника они ворвались первыми.

Начался рукопашный бой…

Не добежав до переднего окопа, Ломиворота вдруг всплеснул руками, остановился, попятился, зашатался и рухнул на спину, широко разбросав руки. Григорий подбежал к знаменосцу, дрожащими пальцами отстегнул противогазную сумку со знаменем и передал ее красноармейцу Бегичеву, который входил в команду знаменосцев и, подстраховывая Ломивороту, бежал рядом с ним.

Пока Григорий снимал с убитого сумку и помогал надеть ее Бегичеву, передние цепи батальона, смешавшись с черными бушлатами матросов, уже вели горячий рукопашный бой в передних вражеских окопах.

Следя взглядом за Бегичевым, который, как и все, перепрыгнул через передние окопы и, стреляя перед собой, бежал к полосе вторых окопов, Григорий чуть не прозевал выскочившего из бокового ответвления траншеи молоденького немца в серой шинели. Вскинув автомат, он не успел дать по Григорию очередь, споткнулся и рухнул лицом в сырую глину бруствера.

Рядом с Казариновым, тяжело и надсадно дыша, слева и справа от него, бежали на вторые линии окопов Иванников, Альмень и Вакуленко.

Раненный в грудь, Бегичев не успел добежать до второй линии окопов. Упав на колени, он вгорячах попытался подняться, но не смог и ничком ткнулся в землю. Хлынувшая горлом кровь пролилась на противогазную сумку.

И снова Григорию пришлось отстать от передних цепей атакующего полка, который уже вел рукопашный бой во второй полосе окопов врага.

…Деревню Пекарево дивизия Веригина взяла вечером, когда уже стемнело. В команде знаменосцев из двадцати человек в живых осталось двенадцать. Пятеро бойцов были убиты, трое – тяжело ранены.

В последние минуты рукопашного боя боец Зайцев, слывший во второй пулеметной роте заводилой и никогда не унывающим парнем, раненный в живот, упал у изгороди палисадника, тихо позвал Казаринова. А когда к нему подбежал Богров-старший, Зайцев снял с плеча противогазную сумку и, протягивая ее слабеющими руками перед собой, со слезами на глазах прохрипел:

– Прощай, Николай Егорыч… Не поминайте лихом, если выйдете живыми…

– Ползи к избам!.. К избам ползи!.. Добрые люди подберут и вылечат, – только и смог сказать в утешение Богров-старший, поспешно надевая на левое плечо сумку с полковым знаменем. – Мы еще вернемся в эти места, сынок.

С тяжелым камнем на сердце Богров-старший оставил лежать на поле боя раненого бойца Зайцева, с которым он воевал с первых дней войны…

Когда полк Северцева с сильно поредевшим отрядом моряков и остатками подрывной команды вошел в лес, что в четырех километрах восточнее деревни Пекарево, было уже совсем темно. Бойцы валились с ног от усталости. Легкораненые перебинтовывали друг другу раны.

Пока подтягивались остатки цепей второго эшелона дивизии, Веригин послал связных по полкам с приказом, в котором разрешал получасовой отдых батальонам, прорвавшимся через деревню Пекарево.

Казаринов собрал оставшихся в живых знаменосцев в круг и, опустившись на колени, принялся руками сгребать в кучу желтую листву.

– Делай, как я! – приказал он бойцам, и те, поняв намерение командира, все, как один, рухнули на колени.

Через минуту Казаринов и его бойцы спали глубоким сном измученных людей, которым в прорыве на восток, к своим, предстояли новые мучительные броски на вражеские окопы, новые рукопашные схватки.

Не опустился на пожухлую листву лишь Веригин. Прислонившись спиной к березе, он расслабленно опустил руки и впал в забытье.

У самых ног генерала спал его верный ординарец Лёка.

Глава XXX

До леса Богров-старший доползти так и не смог – не хватило сил. Сказалась большая потеря крови. Он лежал и ждал своего конца. А каким будет этот конец – уже все предрешено. Медленно истекает кровью на родной земле, занятой врагом.

В десятом часу утра к равнине, покрытой пеленой раннего снега и усеянной трупами, со стороны сожженной деревни подъехали две грузовые машины с немецкими солдатами. «Зачем они приехали?.. Что им здесь нужно?» – думал Богров, вглядываясь в фигурки рассеявшихся по равнине солдат с автоматами. Он сосчитал их – десять человек. Судя по высоким околышам фуражек и длинным шинелям, среди них было два офицера. «Похоронно-трофейная команда», – обожгло вдруг Богрова. За трофейной командой, то и дело останавливаясь, ползли два грузовика, в которые солдаты бросали трофейные автоматы, винтовки, пистолеты, снятые с убитых красноармейцев и командиров.

Одного пока не мог понять Богров: почему над каждым убитым и раненым немцы вначале склонялись по двое, по трое, что-то делали с лицом и только потом раздавался одиночный выстрел из автомата.

«Добивают раненых», – подумал Богров и в который уже раз, с трудом превозмогая боль в руке и ноге, обшарил карманы шинели и брюк: может, на счастье, найдется завалявшийся патрон. Винтовка лежала рядом. Но, кроме подмоченной махорки с хлебными крошками, в карманах ничего не было. А так все можно было бы кончить одним выстрелом.

Немцы работали парами и по трое. Швырнув через борт грузовика трофейное оружие, они стремительно бросались к следующему, распростертому на окровавленном снегу телу. В то время как один из трофейщиков обшаривал карманы, другой что-то делал с лицом.

Метрах в двадцати от Богрова, ближе к трофейной команде, лежал раненный в ноги молоденький красноармеец. Часа два назад, когда над окровавленной снежной равниной только занимался рассвет, этот красноармеец, глотая посеревшими губами грязный снег, прополз мимо Богрова на локтях. Волоча за собой перебитые ноги, он оставлял на снегу кровавый след. В лице бойца не было ни кровинки. Движимый инстинктом самосохранения, как раненый олененок, он полз к лесу, словно там, в лесу, до которого было не более трехсот метров, можно было найти спасение. Но сил его хватило ненадолго. Двадцать шагов, которые отделяли красноармейца от Богрова, он полз, казалось, целую вечность. Он и сейчас из последних сил пытался ползти.

Вглядываясь в снующие фигуры солдат трофейной команды, и красноармеец, как понял Богров, уразумел страшный смысл работы трофейщиков.

Взгляд Богрова на какое-то мгновение встретился со взглядом высокого офицера. Прежде чем склониться к трепыхавшемуся молоденькому красноармейцу, умолявшему не убивать его, офицер окинул взглядом равнину. Богров успел разглядеть