Третий Рейх. Война. Книга II. Кризис и крах - Олег Юрьевич Пленков

женщины не теряли юмора — большим успехом среди берлинок пользовалось выражение «лучше русский на твоем животе, чем американец на твоей голове»[775]. В городе появилось новое приветствие. Совершенно незнакомые люди пожимали друг другу руки со словами: «желаю выжить» (bleib übrig). Многие берлинцы пародировали радиосообщение Геббельса. Тот, утверждая, что судьба Гермайии внезапно переменится, сказал: «Фюрер точно знает час перемены. Судьба послала нам этого человека, чтобы мы в это время величайшего внешнего и внутреннего стресса стали свидетелями чуда». Эти слова повсюду повторяли с насмешливой интонацией. В обиходе появилась еще одно смешное словечко-прозвище, которым наградили Гитлера берлинцы: Gröfaz — это аббревиатура от словосочетания Größte Freiherr aller Zeiten (величайший полководец всех времен)[776].

На улицах обреченного Берлина появлялось все больше плакатов нацистской пропаганды, но берлинцы предпочитали циничные лозунги, к примеру: «наслаждайтесь войной, мир будет гораздо хуже»[777]. Следуя этому призыву, спекулянты в Берлине баснословно обогащались — на черном рынке предлагалось сколько угодно хорошего кофе и спиртного; при катастрофической нехватке горючего на фронте, бензина на черном рынке было сколько угодно, и по Берлину по-прежнему курсировало много частных автомобилей[778].

В течение марта советские войска занимались расширением и укреплением плацдармов на Одере и ликвидировали последние очаги сопротивления на правом фланге и на Балтийском побережье. Три советских фронта — Рокоссовского, Жукова и Конева — вместе располагали более чем 70 танковыми бригадами, из которых только 25 вели непосредственные боевые действия. Остальные были сосредоточены в двух штурмовых таранах — один южнее, другой севернее Берлина — и должны были соединиться западнее города. Сталин решил, что это будет последняя битва. Битва за Берлин имела не стратегическое, как битва за Сталинград, но символическое и эмоциональное значение[779]. Подобно западным союзникам, советская Ставка переоценивала силы немцев и необходимую мощь сокрушающего удара. В Ялте уже была достигнута принципиальная договоренность по границам остановки армий и оккупационным зонам, так что «гонка к Берлину» была не нужна. Английский план 1943 г. на случай капитуляции Германии назывался «Рэнкин-Си»[780]. Его авторам пришлось учитывать всевозможные непредсказуемые обстоятельства. Что случится, если враг капитулирует внезапно, и это известие захватит союзников врасплох, как это случилось в ноябре 1918 г. после непредсказуемой капитуляции немцев? Чьим войскам куда идти? Какие районы Германии будут заняты американскими, британскими, советскими войсками? Кому предстоит брать Берлин? Это были очень существенные вопросы, и во избежание недоразумений ответы должны были быть ясными и решительными. Со своей стороны, британцы задолго до этого, еще в 1941 г., подготовили свои планы оккупации Германии, которую предполагалось разделить на три зоны. По этому плану Британии отводились промышленно богатые районы Германии. Берлин, как предполагалось англичанами, будет оккупирован тремя державами[781]. Эти соображения были учтены на Ялтинской конференции.

Тем не менее, поскольку союзники перешли Рейн большими силами, советское наступление на Берлин не могло откладываться на большой срок. В самом деле — 10 марта битва за Западный вал на севере была завершена, Везельский мост был взорван, немцы отошли на западный берег реки. 1-я канадская армия заплатила за победу высокую цену, потеряв 15 734 человека, 9-я американская армия потеряла 7300 человек. Спустя неделю на Западный вал с инспекционной поездкой прибыл Черчилль, который совершил мальчишескую выходку: он пригласил журналистов «помочиться на великий германский Западный вал» и сам это сделал[782]…

Последней крупной группировкой на Западе оставалась группа армий «Б» в долине реки Рур. Там были сосредоточены основные оружейные заводы Круппа и сталелитейные комбинаты Тиссена. К утру 1 апреля 1-я и 9-я американские армии завершили окружение германской группировки численностью до 320 тысяч солдат и около миллиона гражданского населения, находившегося в плачевном состоянии из-за бомбежек и недостатка продовольствия. Начальник штаба 5-й танковой армии вермахта генерал Меллентин так описывал итог еще одной немецкой военной катастрофы: «Большая часть группы армий “Б” оказалась зажатой между Руром и Зигом, а обстоятельства складывались более чем удручающе. Все еще было туманно и по-зимнему холодно, и руины городов Рура служили весьма подходящими иллюстрациями для последнего акта этой трагедии. Горы угля, развалины зданий, искореженные рельсы, взорванные мосты. Мне не раз приходилось видеть поле битвы, но ни одно из них не казалось столь странным, как рурский промышленный комплекс в момент уничтожения группы армий “Б”[783].

15 апреля командующий 18-м американским авиадесантным корпусом генерал Риджуэй написал Моделю, призывая его сдаться: «Ради солдатской чести, во имя репутации германского офицерского корпуса, ради будущего Германии, немедленно сложите оружие. Жизни немцев, которые вы спасете, еще пригодятся вашей стране. Германские города, сохраненные вами, окажутся незаменимыми для благоденствия вашего народа»[784]. Фельдмаршал Вальтер Модель ответил категорическим отказом. Единственное, на что он пошел, — распустил по домам фольксштурм. В плен попало 317 тысяч немецких солдат. Модель отказался от сдачи в плен, заявив своим штабным офицерам: «Я просто не могу этого сделать. Ведь русские заклеймили меня как военного преступника»[785]. Утром 21 апреля он застрелился.

Наступали последние дни существования вермахта, а советская сторона все доводила до совершенства собственный план наступления. Во вторую неделю апреля гитлеровская «крепость Европа» (этот нацистский пропагандистский штамп вынесен в заглавие главы) уменьшилась до отрезка территории от Норвегии до Италии, приобретя, по выражению Геббельса, «форму удлиненных песочных часов», «талия» которых приходилась на 150-километровый «мост» между Эльбой и Одером с Берлином в самом узком месте[786]. На сузившийся немецкий фронт в апреле стекались свежие пополнения и все имевшееся оружие — от новейшего штурмового орудия со 122-мм пушкой и приборами ночного видения (эта САУ намного превосходила все, что имело НАТО в первые 18 лет своего существования) до трофейных винтовок времен Первой мировой войны, захваченных в арсеналах французской армии в 1940 г. Пополнение состояло из фольксштурма, фольк-сгренадеров, остатков полевых войск Люфтваффе, особых полицейских рот, охранников концлагерей, всевозможных иностранных «легионов» и отрядов из ПО[787]. Из госпиталей забирали больных солдат способных носить оружие. Из них формировали так называемые «желудочные» или «глухие» батальоны, укомплектованные страдавшими от желудочных заболеваний или слабослышащими бойцами[788]. К моменту начала советского наступления (16 апреля) советских танков по численности было меньше, чем в некоторых гигантских битвах 1943 г., зато это были шедевры танкостроения: ИС, Т-34/85, САУ, с которыми немцам нечем было бороться.

Немцы знали, что советская сторона превосходит их во много раз, поэтому ждали только одного — приказа об отступлении. Если командир взвода, пытаясь дозвониться до роты, долгое время не получал ответа, его охватывала паника. Основой для нее служило предположение,