Третий Рейх. Война. Книга II. Кризис и крах - Олег Юрьевич Пленков

Жестокость обращения красноармейцев с местным населением можно объяснить еще одним обстоятельством, на которое указывал в своих мемуарах советский ветеран войны Борис Михайлович Михайлов. Он писал, что к концу войны советско-германский фронт растянулся на тысячи длинных, залитых кровью километров. Резервы пехоты у обеих сторон были исчерпаны до дна. Советские тыловые военкоматы начали призывать «белобилетников», комиссованных раненых, даже «зэков». Сотни тысяч украинцев, белорусов, молдаван, мобилизованных в 1943–1944 гг., во время освобождения их родных мест в значительной степени были уже «съедены молохом войны». В начале 1945 г. появился новый источник пополнения советской пехоты: советские люди — заключенные немецких концлагерей, а также добровольно уехавшие, либо угнанные насильно в Германию. Они принесли дополнительный заряд мстительности и жестокости в обращении с немцами, поскольку сами прошли жуткую лагерную школу выживания; в их прежней лагерной жизни малейшие ростки человечности если и появлялись, то сразу гасли, поскольку в лагерях правило бал всякое отребье — «зеленые», то есть уголовники, носившие уголок («винкель») зеленого цвета. Эти твердо усвоенные лагерные законы и представления бывшие узники принесли и в Красную армию. Михайлов вспоминал, что в поведении этих людей, бывших узников, «бросались в глаза их звериные поступки по отношению к своим однополчанам, к местным жителям. Меня и тогда поражало полное отсутствие каких-либо моральных запретов и животная жажда жизни у этих людей, легко рассказывавших о “пришитых” ими за пайку хлеба, за “монашку“ баланды доходягах. Некоторые наши солдаты жили в Дахау по несколько лет. Произошедшее за эти годы перерождение, вероятно, было необратимым»[834]. Винить в чем-либо их нельзя: они против своей воли попали в дикие условия и вынуждены были там приспосабливаться, но учитывать особенности и мотивы их поступков нужно.

Вместе с тем среди бойцов Красной армии проводилась разъяснительная работа о недопустимости насилия над гражданским населением в Германии. Принимались и карательные меры по отношению к советским солдатам. Как свидетельствуют данные военной прокуратуры, в первые месяцы 1945 г. за преступления против гражданского населения военными трибуналами было осуждено 4148 солдат и офицеров. Несколько показательных судов над советскими военнослужащими завершились вынесением им смертных приговоров.

Сами немцы отмечали отсутствие среди солдат Красной армии дисциплины и неспособность офицеров поддержать порядок, за исключением разве что тех случаев, когда за солдатский проступок следовал расстрел на месте. Более того, многие женщины встречали полнейшее безразличие при обращении к красноармейским командирам[835].

На вопрос югославского коммуниста Милована Джиласа о причинах огромного количества изнасилований немецких женщин, Сталин ответил: это компенсация за тяготы войны. Впрочем, ему не нужно было давать на это какое-то особое разрешение — советская пропаганда систематически натравливала советских солдат на немцев, которых призывали стереть с лица земли. Известны и призывы Эренбурга беспощадно убивать всех немцев. В первых немецких селениях, в самом деле, убивали всех, кто бы ни попадался солдатам на глаза; эксцессы убийств и жестокости производили ужасное впечатление на нейтральных наблюдателей[836].

Жестокость обращения с побежденными можно объяснить и тем, что солдаты увидели в Германии… В последние дни Третьего Рейха стала раскрываться его самая жуткая тайна — по всему фронту солдаты союзных войск стали встречаться с гитлеровскими концлагерями и содрогаться от ужаса при виде свидетельств мучений и гибели огромного количества людей. Много повидавшие на войне, солдаты не верили своим глазам, входя в концлагеря и тюрьмы. Их встречали живые скелеты, едва держащиеся на ногах от голода; солдаты видели массовые захоронения, котлованы и рвы, заполненные обгоревшими костями. Генерал Эйзенхауэр лично посетил концлагерь близ города Гота. С пепельно-серым лицом и стиснутыми зубами он обошел все закоулки лагеря. «До этого момента, — вспоминал он, — я знал об этом только в общих чертах и по слухам… Я впервые испытал такой шок». Вернувшись в штаб, Эйзенхауэр телеграфировал в Вашингтон и Лондон, требуя немедленно прислать репортеров и юристов, чтобы они своими глазами увидели ужасы концлагерей и «представили американской и английской общественности доказательства, чтобы не оставалось места циничным сомнениям».

Психическое воздействие концлагерей на офицеров и солдат не поддается оценке. На линии фронта 9-й американской армии, близ Магдебурга, майор Джулиус Рок отправился осматривать товарный поезд, остановленный ЗО-й пехотной дивизией. Он оказался набит заключенными концлагеря. Состояние узников было таково, что Рок, придя в ужас, распорядился немедленно разместить их в немецких домах. Бургомистру, который стал протестовать, офицер пригрозил взять заложников и расстрелять их в случае невыполнения приказа. Угроза моментально возымела действие[837].

Генерал Василий Иванович Чуйков хорошо знал, что такое бои в городе. Он даже написал наставление, начинавшееся с основополагающего правила — бои в городе нельзя планировать как обычную фронтовую операцию. Чуйков указывал, что — исходя из опыта Сталинграда — следует создать штурмовые группы из 6–8 человек; за этими группами должны следовать группы поддержки и резервы, готовые отразить контратаку противника. В группах поддержки следовало иметь тяжелое оружие; в них должны входить саперы, готовые взорвать любую стену. Должны широко применяться огнеметы и взрывчатые вещества.

Все эти наставления Чуйкова были, конечно, очень правильными, но все равно штурм Берлина начался именно как обычная фронтовая операция, когда две танковые армии вошли в город, словно они действовали в открытом поле. Причиной такой тактики было желание советского руководства быстрее покончить с сопротивлением. С другой стороны, наставления Чуйкова могли грамотно использовать только опытные бойцы, прошедшие школу Сталинграда, но до Берлина их дошло очень мало… В войсках преобладали молодые бойцы и командиры, только что закончившие ускоренные командирские курсы и не имевшие представления о том, как воевать в городских условиях. И еще: от Одера солдаты непрерывно наступали и очень устали. Эта усталость была одной из причин того, что артиллеристы или летчики (над Берлином действовало три воздушные армии) часто бомбили или обстреливали свои собственные войска. Дым, стоявший над городом, часто становился причиной ошибочного бомбометания. Дело дошло до того, что Чуйков попросил убрать подальше от его 8-й армии штурмовую авиацию, бомбившую собственные части[838].

В воскресенье 15 апреля фюрер издал свою последнюю директиву: «Солдаты Восточного фронта! В последний раз наши смертельные враги, еврейские большевики, бросили в наступление свою орду. Их цель — превратить Германию в руины и стереть наш народ с лица земли. Вы понимаете, какая судьба уготована германским женщинам, девушкам и детям. Когда стариков и детей будут убивать, наших женщин и девушек превратят в барачных шлюх, остальных погонят в Сибирь. С января мы делали все