«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

Итак, опять отступать! Опять после стольких жертв ушла надежда на скорое окончание войны! Господи, доколе забудеши ны? Неужели до конца? Впрочем, не как мы хотим, а как Ты: воля Твоя да будет! Значит, беззакония наши так велики, что правосудие Божие определило еще наказать нас. Смиримся!

12 октября. Служил я вчера всему отряду молебен по случаю заключения мира. Грустный был молебен. Не привыкла русская армия так встречать окончание войны. У многих в глазах были слезы. Никаких торжеств. Молча выслушали манифест и молча потом разошлись с площади, как будто после похорон. Ни музыки, ни кликов «ура». Только я громче обыкновенного произнес многолетие христолюбивому воинству и с полным убеждением в правильности назвал его по-прежнему победоносным, так как и в эту войну русская армия была геройской. Вообще, радостно встретили мир только кой-кто из запасных, офицеры же действительной службы – по большей части очень-очень грустно. Да, даром опозорена армия, сражавшаяся в неимоверно неблагоприятных условиях.

10 февраля 1906 г. Какое неизреченное утешение быть христианином! Ведь христианин выше всех партий, выше всякого рода политиканств. Имея Христа в душе, видя в людях братьев, а в земных дарах – Божие имущество, порученное нам лишь на время, христианин при всяких правительствах будет прекрасным гражданином, деятельным, честным и мирным человеком.

2 июня, город Орел. Милость Божия не покинула нас до конца: в полку за все время не было никаких волнений. С великою любовью встретившие нас несметные толпы народа, свидание с родными, ласковый взор духовных детей и общая благодарственная молитва в родном моем храме заставили сразу забыться от всего прошлого, от пережитых двух годов скорби, трудов, неудач и из глубины сердца сказать: «Слава Богу за все!»

(о. Митрофан Сребрянский. Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке)

Н. В. Воронович

Возвращение

Неверующих, не ставивших ни во что священное крестное целование присяги, возвращаясь к воспоминаниям Н. В. Вороновича, в армии было все же немало. Иначе не показывали бы русской армии образец мужества, выдержки и терпения вчерашние каторжники, смело вставшие на защиту рубежей Отечества. Буйство разложившейся солдатни на пути в Россию стало «репетицией» известных революционных эксцессов 1917 года.

Наши случайные попутчики были преимущественно уголовными преступниками. Эти каторжане сражались в дружине генерала Селиванова против японского десанта, высадившегося на острове Сахалине. Они были взяты японцами в плен и высажены ими на русский берег близ Владивостока. За участие в обороне Сахалина каторжники были амнистированы и возвращались на родину.

Вначале мы немного побаивались порученных нашей охране пассажиров, но вскоре увидели, что всякие опасения излишни. Каторжане были очень дисциплинированы. Каждая теплушка имела своего старосту, который ежедневно являлся к начальнику эшелона за приказаниями и которому, в свою очередь, беспрекословно подчинялись избравшие его каторжане. Пробыв долгие годы на каторге, амнистированные с понятным нетерпением стремились как можно скорее попасть домой. Каждая задержка эшелона нервировала их. Если наш поезд стоял на какой-нибудь станции более получаса, к начальнику эшелона тотчас же являлись старосты.

– Ваше благородие, – обращались они к поручику, – разрешите сходить к «забастовщикам». Опять происходит задержка, надо, видать, поторопить их малость.

Так мы довольно скоро доехали до станции «Петровский завод», где положение осложнилось. Железнодорожники категорически отказались пропустить наш эшелон. Их представители пытались вразумить каторжан, объясняя им, что пропуск поезда явится срывом забастовки, и что своими требованиями каторжане идут против всего народа. Однако все эти рассуждения не действовали на каторжан. Они настаивали на своем требовании и угрожали «пустить красного петуха», если оно немедленно не будет исполнено. После долгих споров, уговоров и пререканий нам, наконец, подали паровоз.

Вся линия была забита эшелонами с демобилизованными солдатами сибирских запасных батальонов и запасными старших сроков, возвращавшимися на родину. Эшелоны эти были настроены очень воинственно, не пропускали вперед ни пассажирских, ни санитарных поездов и угрожали железнодорожному персоналу при каждой попытке задержать их поезд.

Наш «каторжный» эшелон оказался гораздо более спокойным и дисциплинированным и железнодорожники, терроризованные запасными, удивлялись тому порядку, который царил в нашем поезде.

Не буду останавливаться на описании того разложения остатков маньчжурской армии, которое мне пришлось наблюдать в пути от Иркутска до Самары. По Сибирской дороге двигался в Россию буйный поток солдатской массы, не признававшей никакого начальства, не терпевшей никаких возражений, привыкшей в Манчжурии грабить «китаев» и продолжавшей теперь, по инерции, грабить своих русских лавочников.

Деморализация, начавшаяся в армии после мукденского поражения, достигла своего апогея. Злоба, накапливавшаяся месяцами, прорвалась наружу в самых уродливых формах. Не желая разбираться в том, кто являются виновниками их 20-месячной страды, запасные вымещали свою злобу на каждом, кто являлся каким либо начальством или носил «ясные погоны».

Начальство, растерявшееся от этого неожиданного бунта столь покорных и послушных до сего «землячков», не умело и не могло успокоить разбушевавшуюся стихию. И потребовались карательные поезда, чтобы остановить этот двигавшийся с востока бурный поток, угрожавший залить Россию кровью и огнем пожаров.

(Русско-японская война. Воспоминания, с. 69–71)

о. Иоанн Кронштадтский

На день славного Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября 1905 года)

Военному поражению всегда предшествует поражение духовное – этот урок пастыря надо помнить всем поколениям воинов.

Какое святое, божественное прерадостное зрелище открыл Бог некогда просвещенным святостию жизни сердечным очам двух праведников, увидевших в сводах величественного Влахернского храма, как солнце сияющую Богородицу, Царицу неба и земли с архангельским множеством и с ликами всех святых, молящуюся Богу и простирающую Свой блистающий омофор над множеством молящихся людей! Какая глубокая истина и действительная помощь открылась вскоре после чудесного явления! Ибо град Константина великого, осажденный сарацинами, был избавлен от врагов, не мечом и копьем, а силою Божественною, и враги обратились в бегство, устрашенные небесною силою, оставив весь лагерь свой осажденным.

Но, видно, люди тогда достойны были этого небесного защищения и покрова. Говорю, достойны – потому что, по свидетельству церковной истории, тогда молитва была всеобщая, единодушная, горячая, в присутствии царя и царицы, синклита, народа и двух великих праведников – Андрея и ученика его.

Мы были ныне в не менее тяжелых обстоятельствах военных, но не получили небесной всесильной помощи по грехам нашим тяжким, превзошедшим всякую меру, всякое описание. И мы всюду потерпели поражение или сами добровольно отдались в плен со своими кораблями, людьми и запасами на море и на суше[264], оттого, что не достало у нас веры,