12 кресел - Алексей Валентинович Митрофанов

Героин. А для светской хроники какой шикарный товар! Видный деятель Консервативной партии — Саша по прозвищу Героин беседует со звездой футбола Пеле. Или Саша Героин принимает немецких правых. Отлично! Пять с плюсом! Себе ставлю пять с минусом за псевдоним Берия. Другие мнения будут? Другие мнения будут — раз, другие мнения будут — два, другие мнения будут — три. Продано!

Мастер стукнул ложечкой по графину.

Уточнили еще кое-какие детали. Оказалось, что на борт просится сотня журналистов. Кто-то предложил журналистов обложить данью, но Семаго эту идею отверг категорически.

— Едут все, кто способен держать ручку, — сказал он. — Пусть клевещут.

После обсуждения мировых цен на нефть и перспектив нефтедобычи в Лазании участники совещания стали расходиться. Последняя установочная фраза звучала так:

— Завтра в десять во Внуково в депутатском зале. Попрошу без опозданий. Шоу состоится при любой погоде.

В тот же вечер, довольно поздно, Александр Михайлович Чеховский позвонил Конраду Карловичу. Александр Михайлович говорил взволнованно:

— Я только что беседовал со своими друзьями. Выяснилось, что никаких разрешений на полет до Лазании не получено. Коридора нет. На согласование требуется несколько дней минимум. Спрашивается, зачем мы собираемся завтра в десять. Мы ведь не взлетим.

— Может, ваши друзья не все знают, — отреагировал Конрад Карлович. — Может, он тайно получил разрешение.

— Какая тайна? Коридор либо есть, либо нет.

— Давайте завтра разберемся. Сегодня уже поздно, — зевнул в трубку Конрад.

— Мы будем выглядеть идиотами. Надо срочно его предупредить. Прямо позвонить сейчас.

«Дубина, ты так ничего и не понял», — подумал Карлович, а вслух произнес:

— Ну и позвони ему. Я-то в этих делах ничего не соображаю.

— И вообще… вам не кажется, что в последнее время он ведет себя возмутительно, грубит коллегам, ничего не слушает. А завтра… вот увидите, мы будем выглядеть круглыми идиотами. Есть международные правила, и никто не позволит их нарушить.

«Ты бы ему в глаза это сказал», — пронеслось в голове у Карловича, а посоветовал он так:

— Саша, утро вечера мудренее. Я уже почти заснул. Бесполезно что-то сейчас обсуждать. Если есть желание, позвони ему, предупреди.

«Позвони-позвони, дурак, познакомишься с кузькиной матерью».

— У меня нет его домашнего телефона.

«О, да ты еще и хитрожопый, — прикидывал Карлович. — Хочешь потом сказать, что, мол, Конрад Карлович телефончик подсказал. Или еще хуже скажешь: мы с Конрадом Карловичем посоветовались и решили вас предупредить. Нет уж, х… тебе телефон. Погибай один. Меня здесь не стояло».

— Я ему домой не звоню. А телефонную книжку на работе оставил.

— Мы завтра не улетим, — после паузы сказал Чеховский. — Я не хочу участвовать в балагане. Серьезные люди перестанут со мной здороваться.

«Да они никогда с тобой и не здоровались», — возмутился про себя Карлович и завершил неприятный для себя разговор:

— Я лично спать хочу. День сегодня трудный. А завтра будет еще труднее.

Карлович не ошибся. Исторический день отлета многим запомнился на всю жизнь. Шоу началось точно по расписанию — в десять утра. В депутатском зале аэропорта Внуково толпились сотни людей. Вернее, кто-то толпился в зале, кто-то на улице, на свежем воздухе. Ближе к десяти вереницей пошли машины, причем модных и дорогих машин наблюдалось абсолютное большинство. Журналисты с камерами и диктофонами тяготели к буфету. Телекамер было столько, что, по всей видимости, во всей остальной Москве съемки были прекращены. Но самое главное, прямо рядом с депутатским залом стоял красавец «Ил», зафрахтованный молодыми бизнесменами из Дворца спорта. Конрад Карлович приехал пораньше и наблюдал весь процесс с тревогой и интересом.

«Однако, — прикидывал он в уме, — как Олимпиада получается».

Кто-то слегка взял Карловича за локоть. Это был Чеховский.

— О… здравствуйте, — заулыбался Карлович настороженной улыбкой. — Решили все-таки прийти.

— Решил… — недовольно протянул Чеховский и, перейдя на полушепот, сообщил: — Вы знаете, что вся эта братия рассчитывает улететь в Лазанию? Ни у кого нет никаких билетов. Списков отъезжающих тоже нет.

— Кто же их позвал?

— Кто! Он… Он прямо так и сказал: все желающие журналисты полетят с нами. Как вам нравится? Трех самолетов не хватит их рассадить.

— Да тут и разных сомнительных личностей полно. Не только журналистов.

— Вот именно. Авантюра… Чистой воды авантюра. Они еще не знают, что нет разрешения на пролет.

— Но самолет-то стоит…

— Ну и что… Самолет может стоять где угодно, хоть у вас на даче.

— На моих шести сотках можно разместить только ишака.

— О… идет, — зашипел Чеховский. — Смотрите, как вырядился.

На здание аэропорта катился смерч — толпа, в центре которой шел Семаго. Он был одет в камуфляжную форму, эдакий солдат удачи. Вокруг суетились, расталкивая друг друга, журналисты, операторы с камерами, партийные помощники, зеваки, авиационное начальство, бомжи, цыгане, юродивые, кликуши. Атмосфера была вполне естественной для партийных тусовок, то есть нервной, наэлектризованной, на грани истерики.

— Не имеете права, — кричал Семаго. — Какой комиссионный сбор… простите… какое разрешение на пролет? Дети Лазании умирают ежедневно, ежечасно. Вот мы сейчас здесь идем, а там уже кто-то умер. Там уже кто-то заболел. Дети не могут ждать разрешения.

— Но есть порядок. Я его не могу нарушить, — ныл чиновник, семенивший рядом. — Компанию лишат лицензии, а вас посадят истребители.

— Вашу компанию и так лишат лицензии. Я позабочусь. Я поставлю на ноги всех. Считайте, вы уже без лицензии. А насчет истребителей не беспокойтесь. — Тут Вольфрамович увидел Чеховского и, зыркая на того, тут же заявил: — В составе нашей партии есть конструкторы и даже один генерал авиации. У нас есть свои истребители. Посмотрим, чьи истребители лучше. Это покажет бой.

— Но, товарищ Семаго, я не имею права вас выпустить. Получите разрешение и тогда…

— Я вам не товарищ, псковский волк вам товарищ. Немедленно соедините меня с Генеральным секретарем ООН.

Толпа ворвалась в помещение депутатского зала, сметая на своем пути не сориентировавшихся вовремя пассажиров и сотрудников аэровокзала. Вождь рванулся к телефону.

— Немедленно, — рычал он на помощников, — немедленно дайте мне телефон Генсека ООН в Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке сейчас ночь, — бросил кто-то из толпы.

— Тогда звоните ему домой, звоните его любовнице, наверняка он у нее. Звоните, подлецы, — командовал шеф. — Звоните президенту, премьер-министру нашей великой страны, звоните министру иностранных дел.

— А телефоны… — промямлил один из помощников — розовенький мальчик, совсем, видно, дурачок, — номера телефонов где взять?

«Кажется, один труп сейчас будет». — Конрад Карлович закрыл глаза, чтобы не видеть сцену публичной казни.

— Телефонов у тебя нет! Работаешь в политической партии — не знаешь, как позвонить премьер-министру?! Подлец, мерзавец, пятая колонна, цэрэушник. На кого работаешь, собака? Кто тебе платит? А ну-ка иди сюда!

Семаго