Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

А теперь вернемся к литконсультантам.

Вот почта принесла толстую тетрадь, исписанную детским почерком графомана-вымогателя. Литконсультанты поначалу веселятся, читая. Некоторые даже выписки делают, чтобы потом развлекать знакомых: «Обхохочешься! Хотите послушать?» А затем наступают суровые будни: приходится отвечать.

Людям, заблуждающимся в своих способностях по наивности, консультант честно написал бы: «Голубчик, вы же в грамоте не сильны, ну как вас, такого, печатать?» Вооруженному до зубов графоману так ответить не рискнут. Ему пишут иначе:

«Уважаемый . . .! Присланная вами глава из романа…»

Какая глава? Из какого романа? Побойтесь бога, товарищи литконсультанты!

«Уважаемый… На первой странице своего рассказа… вы… не тот климат…»

При чем тут климат? А главное: где рассказ?

Верите ли вы, что Д. Швецов, с образчиками стиля которого вы сейчас познакомились, способен писать художественную прозу? Нет, конечно. Мало того — вы не верите и в то, что этот человек вообще способен писать грамотно. Не верю и я.

Рассказывают, что когда-то в редакциях опусы настырных графоманов тут же кидали в корзины.

А теперь так.

Работники отдела писем тетради нумеруют и под расписку выдают литконсультантам. Потом слышатся такие диалоги:

— Где номер 16 488? Вы на той неделе брали!

— Позвольте… А, да! Там еще дивное начало: «Вошли это мы с Колей в хвое…» Я долго думал, пока не догадался: фойе! Черт-те что! Типичный бред!

— Бред или не бред, а рукопись верните. К делу подшить надо.

И хранятся эти фолианты бреда вместе с копиями ответов, загромождая папки, ящики, целые комнаты. И ведают этим громоздким хозяйством специальные люди, и ответы на эти «хвое» пишут специальные люди…

Вызвано это самыми светлыми и чистыми побуждениями: не проглядеть талант. Талантливые рукописи в редакционном самотеке хоть редко, но попадаются. Их-то в корзину не бросишь. И вот на всякий случай не бросают ничего.

А это обратная сторона медали, ибо вызвано это уже не светлыми чувствами, а темными опасениями. Хорошо вооруженный графоман любит жаловаться. Ему отказывают, и он пишет в другие редакции. Ему там отказывают — он пишет в инстанции. Переписка растет, в дело впутывается масса людей, все подшивается, нумеруется, копится… Время растрачивается черт знает на что, все это длится иной раз годами…

Почему-то некоторым литконсультантам кажется, что графомана следует обезоруживать лестью. Не будить, так сказать, в нем зверя указанием на явную малограмотность или отсутствие дарования. И пишут эти литконсультанты льстиво и лживо: ваш, дескать, рассказ и ваш, дескать, роман…

Ну а что делать нам? Что делать с письмом, присланным Д. Швецовым, отрывки из которого цитировались и которое он называет «фельетоном»?

«Уважаемый . . .! К сожалению, ваш фельетон для опубликования не подошел. Совершенно нет места! С уважением…»

Но ведь подобные письма наш автор уже получал. Обезоружили они его? Напротив. Еще сильнее вооружили!

А давайте рискнем поступить иначе. Скажем наконец во всеуслышание, что между умением водить пером по бумаге и умением писать художественные произведения дистанция огромного размера. Что наличие пера, чернил и досуга из человека писателя еще не делает. Писательскому ремеслу, как и всякому другому, надо учиться. Да и то учение пойдет впрок только в том случае, если… Ах, не побоимся и этого слова: если есть талант.

Попробуем, что ли, этот новый метод борьбы с новыми графоманами?

1968

КЛЕТКИ ДЛЯ ГЕРАСИМА

Записки молодой учительницы

Они не верили, что Муму погибнет. Они очень за нее боялись, но надеялись: Герасим что-нибудь придумает… Когда я поднимала голову от книги, я видела эту боязнь и эту надежду в устремленных на меня глазах…

Но Герасим, привязав кирпичи к шее Муму, бросил ее в воду. Я читала:

— «Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжелого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги».

— Зачем он так сделал? — отчаянным голосом крикнул Вова Котков.

— Потому что обещал! — сказала Лена Гурко. — Уж он такой. Раз обещал, значит, исполнит!

Мои ученики зашумели: Герасим не должен был держать слово! Ведь кому он дал слово? Этим негодяям, этим подлизам…

— И зачем кирпичи? Пусть бы он ее бросил, а она бы выплыла. И тогда он сказал бы…

— Он не может сказать, он немой!

— А я бы…

Это произнесла Ира Сушкина, но добавить ничего не смогла, потому что заплакала.

Позже в учительской пожилая преподавательница Клавдия Сергеевна спросила, почему на моем уроке было так шумно. Я сказала почему и добавила, что, мне кажется, на уроках литературы мысли и споры — самое главное. «Самое главное — дисциплина!» — сухо ответила Клавдия Сергеевна.

Сегодня на мой урок явилась Клавдия Сергеевна. В этот момент отвечал Вова Котков. Он пытался рассказать о том, как прачку Татьяну выдавали замуж за пьяницу сапожника Капитона:

— Она говорила: «Слушаюсь, слушаюсь». Только она не хотела на нем жениться…

— Так нельзя говорить! — перебила Лена Гурко.

— Отстань! Я же не сказал, что она хотела жениться на Герасиме. Это он хотел за нее выйти!

— Так нельзя говорить! — упорствовала Лена Гурко. — Мужчины не выходят, а женятся, а женщины — наоборот.

Лицо у Клавдии Сергеевны было суровое. Я сделала внушение Лене Гурко: хоть она и права, но перебивать не нужно. Затем я усадила Коткова и вызвала Иру Сушкину.

— Что ты можешь нам сказать о гибели Муму?

Спотыкаясь, но в общем довольно толково Ира поведала нам о том, как Герасим взял лодку и поехал с Муму по реке…

— И пусть бы он уехал! Далеко-далеко! И стал бы работать дворником у кого-нибудь другого! И тогда бы…

Тут перебила я:

— Рассказывай о том, что было! Ну? Итак, он взял кирпичи…

— Кирпичи, — повторила Сушкина, — кирпичи…

И тут она громко всхлипнула, и пришлось ее усадить.

…Весь вечер просидела над книжкой, которую дала мне вчера Клавдия Сергеевна. Книжка называется так: «Рассказы И. С. Тургенева в школе. Пособие для учителя». Автор — П. Г. Воробьев. Издательство «Просвещение», Москва, 1968.

Читала пособие, но мысли мои все возвращались к вчерашнему разговору с Клавдией Сергеевной… Тут в предисловии написано, что рассказы Тургенева «подвергаются при изучении педагогическому и собственно методическому препарированию…». А я не хотела препарировать! Я хотела, чтобы дети просто полюбили