Дело Белки - Александр Даган

Я слушал, открыв рот, и не мог сдержать восторга и восхищения. Вот здесь, прямо передо мной, совсем как живая, а точнее, на самом деле живая, сидела легендарная няня, воспетая великим стихотворцем, классиком русской литературы, гением мировой поэзии Александром Сергеевичем Пушкиным. Конечно, это было глупо. Баба-яга и сама по себе была существом уникальным и потрясающим, но все-таки, как ни крути, мифическим. А вот Арина Родионовна считалась исторической личностью, что давало мне столь необходимую привязку к привычной и знакомой реальности.

— А Пушкин, какой он был? — спросил я и сам устыдился обывательской наивности своего вопроса. Но Баба-яга даже не улыбнулась. Похоже, она действительно была очень доброй и чуткой женщиной.

— Сашенька-то? Да что ж, хорошим был мальчиком. Детки, они все хорошие. Вот когда вырастают…

— Но к Александру Сергеевичу это ведь не относится?

— А что ж он, не человек? — горько усмехнулась старуха. — Подвел меня. Шибко подвел.

— Как? Не может быть! — не поверил я.

— Еще как может, — ответила бабка. — Из-за него в острог и угодила, а после на поселение. Сама, конечно, виновата…

— Да в чем же?! — воскликнул я, теряя последние остатки терпения.

— Слишком много сказок рассказывала! Детям же только сказку расскажи, они и угомонятся, и дурью не будут маяться, и кашку есть согласятся, и в кровать лягут. Можно, конечно, и волшебством надавить, только не полезно это. Человек — существо свободолюбивое, каким способом его воли ни лишай, все на характере да на голове сказывается.

— Ну и что же из того, что вы ему сказки рассказывали? Кто за это в острог сажает?!

— Кому надо, те и сажают! — огрызнулась Баба-яга. — Ты что ж, не понял до сих пор? Я ведь ему не выдумки, я ему правду про волшебный мир доверила. А ее в секрете держать надо. Но ведь как рассудила: сейчас расскажу — он послушает, а подрастет — так и забудет. Уже сколько раз так бывало.

— А он не забыл… — задумчиво проговорил я, наконец-то начиная понимать, чем провинился перед Бабой-ягой Александр Сергеевич.

— Мало, что не забыл. Он еще и литератором оказался! Уж не помню, какую из моих историй первой в стихи превратил. Да мне, по правде говоря, тогда это не таким уж важным показалось. Мало ли кто в отрочестве стишатами балуется! Даже приятно было — запали в душу нянькины рассказки. А он еще одну прописал. И еще. И еще. А потом их издавать начали. Тут я и всполошилась. Дождалась, пока Сашенька в Михайловское приедет, и в ноги ему кинулась. Как только ни умоляла, чтобы не рассказывал он больше баек, которые от меня услышал. Знала, что добром это не кончится.

— И что он? Послушался?

— Если бы! Сначала все утешал. Просил не беспокоиться. Обещал, что и меня в стихах помянет, будто мне того надо было.

— А потом?

— Осерчал! Даже старой дурой назвал. И еще бранил по-всякому. Потом извинился, конечно, да только сказок моих не бросил. Да и поздно уже было.

— Почему?

— Дык, пришли за мной и на суд вызвали!

— Так вас еще и судили?

— А то! Все как положено — в полнолуние на Лысой горе двенадцать присяжных собрали, адвоката предоставили, ну и впаяли по полной — «за разглашение»…

— С ума сойти! — покачал я головой, словно пытаясь утрясти в ней обрушившиеся на меня факты.

— И не говори! — согласилась Баба-яга, она же Арина Родионовна. — За чистую правду огребла сто лет строгого, да еще полторы сотни на поселении… И все без права переписки!.. И пересказки!

— Простите, — робко задал я внезапно осенивший меня вопрос. — А то, что Александра Сергеевича таким молодым убили… Это… тоже для сохранения секретности?!

— Нет! — строго сказала старуха. — Не посмели бы! Как-никак мой воспитанник.

Глаза Яги полыхнули таким страшным темным огнем, что я невольно отшатнулся. А потом подумал, что она, должно быть, права. Если даже меня, знакомого с ней без году неделю, пугает ее вид, то тот, кто знает ее истинные способности, и подавно не рискнул бы связываться с этой древней, могучей старухой.

— Да ты не сомневайся, — по-своему истолковала мою задумчивость Арина Родионовна. — По Сашеньке с самого начала было видно, что его ждет.

— Неужели?

— Конечно!

— А про меня что-нибудь сказать можете? — спросил я и невольно закусил губу, ожидая предсказания своей судьбы.

— Не могу! — помедлив, ответила бабка.

— Почему? — опешил я.

— Не хочу!

Я мрачно уставился на Бабу-ягу, которая как ни в чем не бывало продолжила пить чай. К сожалению, мой взгляд не обладал гипнотической силой. Так что, мне оставалось лишь гадать, что же такого увидела старуха в моем будущем (а в том, что она туда заглянула, я не сомневался!), что не пожелала сказать о нем ни слова? Но как раз на этот вопрос у меня ответа и не было.

Утром бабки в избе не оказалось. Зато на столе ждали крутая пшенная каша с маслом, только что собранная земляника и молоко. Кроме того, рядом лежала большая, чуть не на всю ширину стола, потертая книжка в кожаном переплете, на обложке которой вяло копошились сонные пчелы. Заметив насекомых, я сперва хотел выскочить из избушки, но пожалел остывающего угощения, поэтому оглянулся в поисках тряпки или веника, а лучше всего мухобойки, которую хорошо использовать в качестве «пчелогонки». Вместо этого на глаза попались развешанные по стенам пучки трав. Я взял связку погуще и стал осторожно подкрадываться к пчелам, чтобы воплотить в жизнь японскую народную мудрость, которая гласит: «Завтрак съешь сам! Обед раздели с другом! Ужин отдай врагу!» Возможно, сегодня — в эру бизнес-ланчей, фастфудов и диет, которые, словно вендетта, зависят от группы крови, — эта древняя поговорка и устарела. Однако я продолжал верить японцам и собирался сделать все от меня зависящее, чтобы мой завтрак не превратился в отданный пчелам ужин. Уже замахнулся на незваных гостей травой, как вдруг они сами, прикрыв крылышками свои черно-желтые задницы, стали расползаться в разные стороны. Не прошло и пары секунд, как вместо плотной пчелиной тусовки на поверхности книги жужжала выписанная пунктиром пчелиных тушек записка: «Ушла за ступой! Яга!» «Ничего себе эсэмеска!» — подумал я, и в тот же миг пчелы, построившись клином, с ровным гудением реактивного двигателя оторвались от фолианта и неспешно вылетели в открытую дверь. Провожая глазами дрессированный рой, я невольно представил, сколько бабок мог бы отвалить «Билайн» за такой рекламоноситель, и пошел завтракать.

Каша, земляника и молоко! Я ел и чувствовал себя любимым внуком в гостях у бабушки. Немного смущало, правда, что бабуля была еще и Бабой-ягой. А с другой стороны, родственников не выбирают. Одним словом, для полного счастья мне сейчас не хватало только утренней чашки кофе, сигарет и чего-нибудь почитать. Тут-то мне и пришло в голову открыть лежащий на столе том. К сожалению, он оказался написан на неком непонятном языке. Мало того — неизвестным алфавитом. Впрочем, я не так уж много потерял. Книга представляла собой что-то вроде справочника грибника для дефективных — сплошные картинки, минимум текста и многочисленные предостережения. Так, на одном из рисунков была очень красиво изображена волчья ягода, а в правом верхнем углу картинки красовался череп со скрещенными костями. Комментарии, как говорится, излишни. На другой иллюстрации оказалось растение, подозрительно напоминающее марихуану. В чем я немедленно и убедился, опять-таки глянув в правый верхний угол, где на сей раз желтел малость дебильный, но зато совершенно счастливый Колобок.