Жизнь и подвиги Родиона Аникеева - Август Ефимович Явич

Сегодня он как будто прочно очнулся. Взор его был осмысленный и зрячий, лицо — изумленное и тревожное.

— Кто я? Где я? Кто эти люди? — И, не ожидая ответа, добавил в замешательстве — В окне решетки, на мне тюремный халат. Это что, тюремная больница?

— Да, больница, только не тюремная, — ответил Родион.

— А я кто?

— Вы Ков-Кович.

— Ков-Кович? — недоверчиво переспросил старик и покачал белой, косматой головой. — Нет, это не я, это мой сосед по камере. Он сидел справа от меня. Слева никого не было. Моя камера была крайняя. Мы с ним перестукивались. — Старик задумался, что-то вспоминая, потом провел обеими руками по глазам, как бы снимая с них повязку. — Не знаю, что с ним сталось. Нас разлучили. Я снова был один. Время остановилось и умерло, и вместе со временем умер и мой рассудок. — Он снова надолго умолк, наморщив лоб.

Вдруг вздрогнул и заговорил с лихорадочной поспешностью, словно боясь, что все то, что воскресло и ожило в памяти так неожиданно и внезапно, может так же внезапно и мгновенно угаснуть.

Он вспомнил мартовский день, когда с первым весенним блещущим солнцем, дробящимся в звонкой капели, переступил порог Алексеевского равелина, свою одиночку, в которой ему суждено было прожить долгие годы. Его взяли за то, что он якобы готовил покушение на государя. Ему было девятнадцать лет.

Вначале он бился о камни каземата, призывая смерть-избавительницу. Но понемногу образумился: ведь когда-нибудь он выйдет из темницы. И вот он изо дня в день, месяц за месяцем и год за годом бегал по камере — шесть шагов в длину, три — в ширину, бегал не менее трех часов, чтобы не дать одряхлеть мышцам.

Единственная книга, которую ему дозволено было читать, была библия. Он читал ее и перечитывал сотни раз, пока не затвердил наизусть. И тогда она открыла ему свои тайны, и он по-новому прочитал историю всех царств и всех времен.

Потом появился сосед. Они перестукивались по ночам. Теперь жизнь окрасилась новым смыслом. Как путник в знойной пустыне ждет ночной прохлады, так он ожидал того благостного часа, когда в мертвой ночной тиши раздастся легкий, троекратный, едва уловимый стук в стену.

— Вам, может, не следует предаваться воспоминаниям? — сказал осторожно Шуйский, показывая глазами на купеческого сына, который, по обыкновению, спал или притворялся спящим.

В ту пору даже сумасшедшие дома были наводнены негласными осведомителями охранки.

Удивительно, но старик Ков-Кович понял намек, — очевидно, и в его время порядки были те же.

— А что со мной могут сделать больше того, что уже сделали? — спросил он. — Что можно сделать с человеком, который даже не знает, как его зовут?

Бредил Раскин, тянул свою песенку Варнавицкий, всхрапывал купеческий сын, вновь метался Шуйский, уподобясь безумцу, который разбил зеркало, чтобы спастись от собственного отражения, и лишь размножил его в бесчисленных осколках. И только Родион сидел возле всклокоченного старика и слушал его темный бред.

А старик говорил беспорядочно, сумбурно, стремительно, стараясь ничего не упустить и не забыть. Это было какое-то хаотическое нагромождение бессвязных воспоминаний. Память его, казалось давно потухшая, вспыхнула с особой силой яркости, точно лампа, перед тем как навсегда погаснуть.

О себе он не говорил, а только о своем соседе, в ипостаси которого прожил десятилетия. Этот чудесный сосед проник в смутные и гулкие пророчества апокалипсиса[5].

В апокалипсисе есть точное описание звездного неба, каким оно было над островом Патмос в бассейне Средиземного моря в воскресенье 30 сентября 395 года между четырьмя и восемью часами вечера, когда над этим островом промчалась невиданной силы буря, завершившаяся наводнением и потопом. Стало быть, апокалипсис, как и библия, написан после этой патмосской бури, и, таким образом, это не больше как воспоминания о событиях IV века после рождества Христова.

Что это именно так, подтверждают многие библейские сказания, в частности сказание о Лоте. Оно весьма подробно описывает извержение вулкана, разрушившее Содом и Гоморру. Но в Палестине никаких вулканов не было. А древнему миру были известны три вулкана: Этна, Везувий и Стромбели, все три расположены в Италии. Значит, и легенда о Лоте описывает извержение Везувия, похоронившее Помпею и Геркуланум. Это событие страшно поразило тогдашний мир. Слово «Лот», таким образом, есть не что иное, как искаженное «лат», что означает латинянин, житель Лациума.

Странно, удивительно, непостижимо было Родиону слышать столь необыкновенные, безумные, вздорные и гениальные гипотезы.

— Да, но это все он, а кто же я? — воскликнул вдруг старик с тяжелым недоумением и развел руками. — Я Ков-Кович, он Ков-Кович. Кто Ков-Кович? — быстро пробормотал он и, тотчас забыв свой вопрос, снова стал рассказывать пространно и хаотично то о том, что санскритский язык произошел от европейских, завезенных в Индию миссионерами, а не наоборот, как принято считать, то о том, что в древней Греции никогда не были и не могли быть до книгопечатания такие многотомные творения, скажем, Сократа, Платона, Аристотеля, Софокла, Аристофана. Как мог галл Сульпиций у Тита Ливия предсказать точно лунное затмение за 168 лет до нашей эры, если это стало возможным лишь после Коперника? Каким образом Птолемей повторил ошибки Дюрера, который выгравировал на меди карту звездного неба по приказу Георгия Трапезундского? Не разумнее ли предположить, что все эти авторы появились совсем в другие времена, когда страх перед инквизицией и аутодафе принуждал просветителей той мрачной эпохи скрываться под забытыми именами древних греков и под видом лукавых языческих мистерий клеймить пороки, невежество и жестокость своих современников?

— За пять столетий святейшая инквизиция сожгла на кострах в Европе четыреста тысяч человек, — сказал Ков-Кович, содрогаясь от ужаса.

И снова стал излагать свои невероятные догадки: высчитывая время создания библии, этого замечательного эпоса, автор необычайной исторической концепции пришел к выводу, что не было никакого еврейского царства в Палестине и самих евреев там не было, а была секта в Риме. И если слово Иегова означает бог-отец и происходит от искаженного слова Юпитер, в родительном падеже Иовис, то имя Авраам, Абрам, Аб-Рам — господин Рим — означает папа римский. И уж конечно никогда не было легендарной личности Иисуса Христа, чья родословная насчитывает столько же поколений предков, как и Рамзеса Второго, а миф о нем создал основатель христианской литургии Василий Великий…

Тут вдруг какая-то сила сдернула с койки Пафку Дракина, он подскочил