Сами с усами - Виктор Михайлович Бобылев

— Представь себе, Липа, — продолжил Михаил Александрович, — что у твоего Черемиса потерялся глаз…

— Уже.

— Что уже?

— Уже потерялся.

— Да, представь себе, что у твоего Черемиса уже потерялся глаз, вот эта самая пуговичка, которая отдельно от зайца для тебя — пустяк, не имеющий буквально никакого значения. И вдруг в день твоего рождения подружка дарит тебе точно такую пуговичку… — Отец многозначительно умолк, но Липа спросила равнодушно:

— Ну и что?.. Что дальше-то, папа?

— Согласитесь, что это уже не просто подарок, а знак большого внимания к тебе, я бы даже сказал, знак выражения искренней дружбы, большой любви.

— Дружбы, любви… Это очень интересно — то, о чем ты говоришь, папа. Но пуговичка и… золотое кольцо… — Женя задумалась. — Как сравнить?..

Отец ответил:

— Что же сказало этой подружке-восьмикласснице золотое кольцо, чему научил ее родительский подарок? Да только одному — с какой бы искренностью, с каким бы чистосердечием он ни был сделан: копи, стяжай, плюй на все другое — только в этом основной, самый главный смысл жизни человека. Вы знаете, у нас дома есть холодильник, телевизор, стиральная машина…

— И хрустальные вазы, — со смехом добавила Липа. Отец по инерции сказал:

— И хрустальные вазы. — Но тут же спохватился: — Вазы? Ах, да, вазы. — Отец с глубоким вздохом, обреченно констатирует: — И вазы, к сожалению, но я совсем не о них, хотя и вазы выразительно характеризуют человека. Я хочу подчеркнуть, что вещи создают удобства в жизни, и только поэтому я их приобретаю, чтобы можно было заниматься нужными, полезными делами.

— А мама со своими вазами? — очень серьезно спрашивает Женя, но отец опять не слышит, говорит, продолжает строить свое:

— Почему нам иногда жалко выбрасывать старую игрушку?.. Мне кажется, потому, что с ней, как правило, связано много добрых и приятных воспоминаний…

— А мне кажется, — жестоко обрывает его Женя, которую он обидел невниманием, — а мне сдается, что нам уже не выбраться из твоих словесных джунглей, папуленция. Забрались в самую чащу.

— Ты это о чем? — недовольно сморщил лоб Михаил Александрович. — Из каких таких джунглей? Можно, по-моему, сказать как-то понятнее или нельзя?

— Женя говорит, что мы забрались в такие дебри, что из них нам не выбраться, не найти прямую тропу, — как ребенку, поясняет отцу Липа.

— Из джунглей можно выбраться только при помощи папы. Верно я говорю? — поддержала сестренку Женя. — Ты бы лучше рассказал нам про мамины вазы…

Женю перебивает продолжительный звонок в коридоре. Хлопнула дверь, и послышались голоса Людмилы Семеновны и Сергея: ее — предельно приветливый, его — полный взаимопонимания.

— Салам алейкум, дорогая соседушка. Я к девочкам. Кто-нибудь из них дома?

— Здравствуй, Сереженька, здравствуй! А я, понимаешь, легла почитать, да не заметила, как уснула, сегодня же суббота, не грех. Проходи, дорогой, прошу, девочки должны быть у себя… Да не снимай туфель!

— Ну что вы, Людмила Семеновна, как можно не снимать в вашем доме?

Михаил Александрович, досадуя, заворчал, но про себя, так, что окружающие не слышали его:

— Черт его принес!.. Легок на помине, а впрочем, может… — Он задумался, задумался так глубоко, что даже вздрогнул, когда Женя быстрым шепотом спросила:

— Так что же сказать Сергею насчет костюма? Покупаем или не покупаем?

Отец неопределенно пожал плечами, тогда Женя зло и непримиримо бросила прямо ему в лицо:

— Лучше мы приобретем еще одну хрустальную вазу, да? Так будет лучше, пожалуй, да, папа?

Михаил Александрович вспыхнул, он, сильно заикаясь, пытается что-то возразить, да не успевает собраться. Распахнулась дверь, и на пороге появился Сергей. Учитель сразу обратил внимание на его лицо: оно выражало самую, пожалуй, высшую степень довольства.

Парень шутовски отвешивает всем поясной поклон, блестит глазами и золотом зубов.

— Мир вашему дому! — паясничает он. — Приветствую вас! Добрый денечек, Михаил Александрович, дорогой и любимый сосед и учитель! Привет вам, девочки!.. Что вы скажете на мое конкретное и вместе с тем деловое предложение? Товар, понимаете, такой, что ждать просто невозможно. Прямо горит в руках. Так что же вы скажете?..

— Знаешь, Сергей, продавай свое сокровище кому-нибудь другому, — дрожащим от слез голосом заявила Липа. — У нас, понимаешь, нет денег… То есть они есть, но только на вазы. Ничего другого, кроме ваз, мы не покупаем, так что ищи других покупателей…

— Девочки, оставьте нас на минутку! — вдруг скомандовал отец.

— Папа! — с укором воскликнула Женя.

— Папа, как можно? — возмутилась Липа.

Михаил Александрович мягко, но настойчиво выпроводил детей:

— Идите, идите, девочки. У нас мужской разговор, он не для женских ушей.

— Раз мужской, то пошли, Женька, нам здесь делать нечего.

— Ты права, — согласилась сестра, и девушки удалились с обиженным видом. После их ухода в комнате некоторое время стояла напряженная тишина. Впрочем, то, что тишина была гнетущей, казалось только учителю. Он не очень решительно посмотрел на соседа, который, не обращая внимания на его взгляд и настроение, по-хозяйски сел верхом на стул, уперся подбородком в спинку и спросил с вызовом:

— Что вы мне скажете, дорогой Михаил Александрович? Я весь внимание.

Учитель, по всему видно, сильно занервничал и после некоторой борьбы с собой произнес тоном просителя, стыдясь того, что и кому он говорит:

— Мы… Я, знаешь, оказался в очень затруднительном положении, и вот теперь, когда… Тьфу, волнуюсь, как кисейная барышня, — вслух ругнул он себя и закончил решительно, прогнав сомнения: — Сергей, мне очень нужны деньги! Очень нужны… — На этих словах учитель выдохся и замолчал, с надеждой (надо заметить, что очень робкой) взирая на своего молодого, но денежного соседа.

— Фю-ить! — удивленно присвистнул парень и медленно, очень медленно поднялся со стула, не отрывая глаз от смущенного соседа. — Это как же так? Что-то я не пойму. Вы у меня просите, Михаил Александрович? Я верно понял изложенную вами мысль?.. — спросил Сергей с неподдельным удивлением.

— Ты очень правильно понял. У тебя прошу, у кого же еще? В школе всех поголовно обошел, никакого результата, а ты говорил, что у тебя шабашка намечалась…

— Да я… — расцвел сразу подобревший Сергей. — Да я с милым удовольствием, родной мой сосед! Про это мы еще в школе проходили: как не порадеть родному человеку? Я готов хоть сейчас. — Он стал шарить по карманам. — Понимаю вас, понимаю очень хорошо, даже распрекрасно понимаю: дети, их красиво надо одевать, особенно, сами понимаете, девочек.

— Дети?.. — Брови учителя полезли на лоб. — Какие дети, Сережа?..

Вот ведь какой человек, этот Михаил Александрович! В самый раз бы ему обмануть соседа Сережку, прикинуться дурачком, просто, наконец, промолчать,