Мотивация человека - Дэвид Макклелланд

15. Комментируя исследование влияния алкоголя на содержание мыслей и фантазий женщин, Уилсон и Лоусон (Wilson & Lawson, 1976b) утверждают: «Неясно, что означают эти сомнительные проективные тесты без их валидизации с использованием подходящих объективных методик». В каком смысле содержание мыслей и фантазией «сомнительно»? Предлагаемый критиками подходящий объективный метод оценки сексуального возбуждения – вагинальный фотоплетизмограф, который при его помещении во влагалище измеряет вагинальное пульсовое давление и объем кровотока. Что, если полученные разными способами показатели сексуального возбуждения не совпадут? Можно ли утверждать, что физиологический показатель всегда предпочтительнее и должен использоваться для валидизации методик оценки материалов воображения? Подумайте, например, что может происходить во время изнасилования.

Глава 10

Мотивы избегания

По ряду исторических причин, о которых говорилось в главе 3, изначально психологи-теоретики рассматривали мотивы как усилия, направленные на избегание дискомфорта и ослабление сильной стимуляции вне зависимости от того, что было причиной – голод, жажда, боль, удар электрического тока, конфликт или фрустрация. Эффекты такой сильной стимуляции они легко наблюдали у своих излюбленных испытуемых – лабораторных животных – и полагали, что психоаналитики, работающие с пациентами, подтверждают их представление о том, что снижение тревоги является своего рода мотивом преодоления. С этой точки зрения говорить о разных мотивах избегания не имело смысла: человек просто осваивает разные способы снижения тревоги, настолько же разнообразные, насколько разнообразны изучаемые люди. Так, например, один человек пытается снизить тревогу, жуя жевательную резинку, другой бегает трусцой, третий идет в кино.

Никто не видел смысла в том, чтобы определить и оценить мотив жевания жевательной резинки, мотив бега трусцой или мотив похода в кино, поэтому в этой области не уделялось особого внимания разработке достаточно точных методов измерения, так, как это было при изучении потребности в достижении или во власти. Вначале ученые удовлетворялись простыми отчетами испытуемых относительно того, насколько сильную тревогу они испытывают. Как отмечалось в предшествующих трех главах, первые доказательства существования других видов мотивов избегания были получены при исследовании мотивов приближения. Все эти работы будут рассмотрены, однако они пока не позволяют составить ясное и четкое представление о том, что такое мотивы избегания и как их следует оценивать.

Генерализованная тревога как мотив

Данные самоотчета и их поведенческие корреляты

Чтобы оценить, насколько нервозен, тревожен или обеспокоен человек, по его собственному мнению, было разработано множество опросников. Они включают вопросы такого рода: «Считаете ли вы себя тревожным человеком?», «Беспокоитесь ли вы о возможных неприятностях?», «Испытываете ли вы беспокойство, когда оказываетесь в лифте, поезде, туннеле?» Это вопросы из Опросника нейротизма Айзенка (Eysenck’s Measure of Neuroticism, 1957a) – методики, широко используемой в Великобритании. В США, как отмечалось в главе 3, чаще используют шкалу проявлений тревоги Тейлор (Taylor Scale of Manifest Anxiety, 1953). В ней испытуемым предлагается согласиться или не согласиться с утверждениями типа «Мне часто снятся тревожные сны» или «Меня легко расстроить».

Другие авторы (Spielberger, Gorsuch & Lushene, 1970) еще более упростили процедуру оценки, предлагая испытуемым сообщить, насколько сильное беспокойство, нервозность, раздражительность они испытывают в противовес спокойствию и расслабленности. Оценивая соответствующие прилагательные, испытуемые указывали, каково их обычное настроение (Спилбергер назвал это показателем личностной тревожности) и как они ощущают себя в конкретный момент (он назвал это показателем состояния тревоги). Спилбергер считает, что «тревожность как личностная черта подразумевает мотив или приобретенную поведенческую диспозицию, которая предрасполагает человека воспринимать широкий диапазон объективно неопасных ситуаций как опасные и реагировать на них тревогой, интенсивность которой непропорциональна масштабу объективной угрозы» (Spielberger, 1966). Различие здесь такое же, как описанное в главе 6 различие между мотивационной диспозицией, считающейся относительно стабильным аспектом личности, и временно актуализированной мотивацией как нестабильным аспектом личности (Zuckerman, 1976). Все эти опросники, как и некоторые другие, измеряют одно и то же – склонность человека к тревожным реакциям в их разных проявлениях. Они имеют одинаковые поведенческие корреляты и коррелируют друг с другом (Feij, 1975; Shiomi, 1978). Лица с высокими показателями по одному опроснику обычно имеют высокие показатели и по другим.

В исследованиях также получены данные, свидетельствующие о том, что лица с высокими показателями по опроснику проявлений тревоги обнаруживают признаки более сильной мотивации. У них отмечается более высокий уровень активации. В целом и особенно в стрессовой ситуации у них наблюдаются разнообразные признаки повышенной активности автономной нервной системы, такие как расширение зрачка, учащенное сердцебиение, усиленное потоотделение, оцениваемое по кожно-гальванической реакции, учащенное дыхание, больший объем вдыхаемого кислорода и т. п. (Eysenck, 1947). Однако самоотчеты и физиологические показатели тревоги отнюдь не всегда связаны. Самоотчеты некоторых людей, демонстрирующих все физиологические признаки тревоги, не свидетельствуют о том, что они испытывают тревогу (см., например, Salter, Meunier & Triplett, 1976). Таким образом, мы вновь сталкиваемся с проблемой искажения при использовании самоотчетов для оценки мотивации.

Более тревожные люди также обнаруживают избирательную восприимчивость, характерную для ситуации повышенной мотивации. При усилении стимуляции они быстрее, чем испытуемые с низким уровнем тревожности (Shiomi, 1978), сообщают о болезненности и хуже видят в темноте (Eysenck, 1947).

Наконец, у них обнаруживается третий существенный атрибут мотивированности: в определенных условиях они быстрее, чем менее тревожные люди, осваивают определенного рода материал (см., например, рис. 3.7). В целом тревожные люди лучше запоминают легкий материал и хуже – более сложный (см. Weitzner, 1965). С точки зрения теории Халла, это объяснялось тем обстоятельством, что инстинкт (о котором в данном случае можно судить по показателям шкалы проявлений тревоги) – своего рода слепая, нецеленаправленная сила, активирующая те реакции, которые в создавшейся ситуации уже были самыми сильными. Если наиболее сильная реакция способствует научению, как при выполнении простых заданий, более сильный инстинкт будет облегчать научение, если же более сильные реакции не совместимы с выполнением задания, более сильный инстинкт будет препятствовать научению.

Однако несколько фактов противоречили такой интерпретации. Прежде всего, Айзенк (Eysenck, 1957a) установил, что усиление другого иррелевантного инстинкта (а именно голода) при процедуре обусловливания не облегчало усвоение реакции моргания, как это делала тревога. Как это могло происходить, если усиление инстинкта в любом случае должно активировать наиболее сильную естественную реакцию, которой, как было продемонстрировано в исследованиях тревоги, может быть моргание? Кроме того, как отмечалось в главе 3, Вайнер (Weiner, 1966) продемонстрировал, что меньшая успешность тревожных испытуемых при выполнении трудных заданий объясняется совершением большего количества ошибок.

Все вышесказанное заставило предложить более простую интерпретацию особенностей научения тревожных испытуемых. Тревога – это не «слепая», а целенаправленная сила. По сравнению с нетревожными людьми, тревожные люди быстрее