Четыре безмерных. Практики для раскрытия сердца - Б. Алан Уоллес

Ознакомительный фрагментсытый, сижу здесь – в одном из самых прекрасных мест на планете – и все равно несчастен, эта тема становится очень интересной. Что происходит? Почему возникает несчастье? Отчего ум страдает? Этот вопрос также становится интересным, когда дисгармония и конфликты возникают в отношениях с другими людьми. Что вызывает страдания межличностных или международных конфликтов? Разве нельзя просто уживаться? Таков альтернативный способ задать вопрос о второй благородной истине: в чем источник страдания?

Хотя к конфликтам и внутреннему напряжению ведет несметное множество условий, многие из внешних факторов на самом деле не играют в переживаемых нами страданиях сущностной роли. При этом мы не пытаемся обесценить внешние факторы – просто внутренние важнее. И хотя многие из условий на внешнем уровне нам неподвластны, возможностей преобразовать факторы уровня внутреннего, к счастью, больше.

Что играет жизненно важную роль в этом страдании? Что должно неизбежно присутствовать как источник переживаемых нами мучений? Рассматривая эти вопросы, Будда на собственном опыте сделал вывод: определенные основополагающие омрачения ума и есть источник переживаемых нами страданий – как наедине с собой, так и во взаимоотношениях с другими людьми и окружающей средой. Самое базовое из этих омрачений – заблуждение. Мы активным образом превратно понимаем реальность, и это все портит. На основе такого активного искажения действительности возникают другие умственные искажения. На санскрите умственные омрачения называются клеша. Этот термин связан со словом клишта – «скручивать» или «искривляться». Когда мы смотрим на мир через окно своего ума, окно каким-то образом искривляется. Мы видим реальность, но реальность искаженную – и откликаемся на нее мы непрямолинейно. Тибетское слово, которым обозначают адептов, или высокореализованных существ, – дранг сонг[1] – означает «прямолинейный» (не искривленный).

Основополагающая проблема – заблуждение. Как говорил Иисус, «Отче! прости им, ибо не знают, что делают»[2]. Он указал прямо на суть: ключевая проблема – в том, что мы не ведаем, что творим. На основе такого заблуждения возникают и другие искривления ума: эгоистичное страстное желание, враждебность, агрессия и бесчисленное множество иных производных омрачений.

Возможно ли освободиться от всех этих источников страданий или же они просто составляют обязательную часть человеческой участи? Можно ли от них освободиться – не вытеснением, не с помощью каникул или передышки, а при помощи полного, необратимого устранения этих внутренних истоков помрачающих переживаний? Это необычайный вопрос – вопрос, которому Будда посвятил много лет. На основе собственного опыта он заключил: да, это возможно. Так мы приходим к четырем благородным истинам: страданию, истоку страданий, освобождению от истока страдания и, наконец, пути к этому освобождению. Из них вытекает и все остальное повествование.

Если коренная проблема – это заблуждение, коренным противоядием должно быть нечто, напрямую бросающее ему вызов. Вероятнее всего, коренное противоядие от заблуждения – это не любящая доброта. Любящая доброта может послужить противоядием от ненависти, безразличия или эгоцентризма, но главное средство от заблуждения – это реализация прозрения. В контексте двух крыльев просветления – крыла сострадания и крыла мудрости – вызов заблуждению напрямую бросает именно мудрость глубинного постижения. Именно поэтому буддийская практика делает такой большой упор на взращивании прозрения (випашьяне).

Заблуждение принимает разнообразные формы, но ключ ко всем ним – иллюзия относительно нашего собственного существования: относительно того, что мы собой представляем. Плодотворная гипотеза (но не догма, в которую мы обязаны верить) состоит в том, что мы по ошибке считаем себя существующими независимо, автономно, отдельно от окружения и от других живых существ. Это маленькое эго с трудом пробирается по жизни, пытаясь дотянуться до всего хорошего и отпихнуть все дурное. Пока мы верим этим ложным построениям о реальности, мы уже подспудно обрекаем себя на конфликты. Если я – независимый, автономный Алан – приближаюсь к другому человеку, я это делаю не как статичный камень, а с большим объемом желаний относительно собственного благополучия и достижения собственного счастья. Если в человеке, к которому я приблизился, заложена сходная программа, мы с самого начала участвуем в конфликте – а в помещении, полном людей, проблема разрастается в соответствующих масштабах.

Мы были бы счастливее без этого заблуждения, а прозрение – способ прямо сквозь него пробиться. Его не обрести за счет веры в какую-то догму или систему убеждений: это нечто, что мы можем без каких-либо сомнений познать на собственном опыте. Прозрение – это вид опыта, рассекающий несовместимые с этим опытом заблуждения, а самый продвинутый вид буддийской медитативной практики – это его взращивание. О какого рода прозрениях речь? Упор делается на постижении природы «я». Если мы не существуем как нечто автономное, самодостаточное и изолированное, каким же образом мы существуем? Кроме того, как в этом вопросе перейти к чему-то большему, чем просто философский вывод? Как обратить вывод в прозрение?

Чтобы развить прозрение, мы крайне пристально рассматриваем природу нашего собственного существа и опыта. Жизненно важную роль здесь играет памятование. Это пристальное рассмотрение ведет к явному, неопосредованному переживанию явлений: наших собственных умственных состояний, чувств и желаний, нашего восприятия собственного тела и среды вокруг. Оно ведет к постижению: это «я», за которое мы так долго цеплялись, вообще не существует. Речь не о том, что мы не существуем – это было бы выводом нелепым, – а о том, что того конкретного «я», которое ощущается нами как отдельное и автономное, попросту нет. Это маленькое эго не существует – эго, которое пытается все контролировать и испытывает большие трудности, эго, которое оказывается охвачено страхом и пытается заглушить свои эмоции. Чувство этого «я», безусловно, существует – оно особенно грубо проявляется, когда мы ощущаем эгоцентризм или заносчивость. Тем не менее предмет отсылки этого чувства существует не больше, чем если бы я всерьез считал себя Наполеоном и ожидал, что окружающие станут соответствующим образом отдавать мне честь. Живущее в нас чувство собственного «я» столь же помрачено – предмета его отсылки нет. Смысл в том, чтобы тщательно изучать наш собственный опыт, наши собственные волю, умственные состояния, чувства, историю прошлого, желания будущего, все наше чувство того, что мы собой представляем, – и самостоятельно увидеть, есть ли у этого чувства «я» какой-либо существенный объект отсылки. А если мы осознáем, что никакого подобного «я» не существует, где же тогда мы?

Существует история о Цонкапе, который жил в Тибете в XV веке. Как-то раз он давал учения по такому пониманию пустотности эго группе монахов. Среди них был монах из местности Нартанг, который слушал очень внимательно. Иногда, если между учителем и учеником возникает особый раппорт, одно лишь слышание слов может чрезвычайно мощно