Опасные пассажиры поезда 123 - Джон Гоуди

Таща перед собой огромное брюхо, так и распиравшее пиджак, Каз Долович протискивался сквозь толпу на станции «Гранд-Сентрал». Каждый шаг он сопровождал тихими стонами и проклятьями. Он, как обычно, объелся за ланчем и, как обычно, терзался по этому поводу угрызениями совести. Каз, обжорство рано или поздно сведет тебя в могилу. Смерть как таковая его не пугала, но было бы ужасно обидно не воспользоваться пенсией.

Он миновал киоск с фаст-фудом — ароматы жарящихся сосисок, еще час назад столь волнующие, сейчас вызвали у него мгновенный приступ тошноты, — толкнул неприметную калитку с табличкой «Дежурный по станции» и вышел в туннель. Вдоль стены высились огромные мусорные баки. Рано или поздно за ними придет специальный поезд, но сейчас баки воняли и привлекали крыс. Каз всегда удивлялся, что незапертая калитка не вызывает ни малейшего любопытства пассажиров, разве только какой-нибудь алкаш забредет сюда в поисках бог знает чего.

Долович шел по туннелю тяжелым, ровным шагом. То тут, то там в темноте поблескивали глаза — нет, это не крысы, а кошки; целая армия кошек живет в туннеле; они никогда не видели дневного света и охотятся на крыс, которые наводняют подземные туннели. «Твари такого размера, что могут схватить тебя и унести целиком», — замогильными голосами пугали его коллеги в первый день его работы дежурным по станции. Но самые крупные крысы, если верить слухам, водились в отопительной системе станции «Пенн-Сентрал». Ходила знаменитая история о том, как один парень, удирая от копов, забрался в отопительную систему, заблудился в лабиринтах труб и коридоров, и в конце концов крысы сожрали его целиком, прямо с костями.

Прямо на Доловича, слепя фарами, шел поезд. Ухмыляясь, Каз продолжал идти вперед. Это северный экспресс, через секунду он свернет в сторону на стрелке. Двадцать лет назад, в первый его рабочий день, никто не удосужился предупредить новичка насчет экспресса, и когда поезд вдруг загрохотал у Каза прямо перед носом, он до смерти перепугался. Зато с тех пор его любимым развлечением было водить новичков в туннель и смотреть, как они пугаются, когда экспресс внезапно вылетает из темноты.

Неделю назад он показывал туннель коллегам из токийского метро и лично убедился, чего стоит хваленая «восточная бесстрастность». При виде экспресса они заорали от страха и бросились назад. Правда, японцы быстро оправились и стали в отместку жаловаться на дурной запах, на что Каз не без удовольствия заметил: «У нас тут, знаете ли, метро, а не ботанический сад!» Башня им тоже не понравилась: уж больно унылая, потрепанная, мрачная. Идиоты, подумал тогда Долович. Конечно, это всего лишь длинный узкий зал, лишенный каких-либо украшений — только несколько столов с телефонами. Но, как говорится, о вкусах не спорят. С точки зрения Каза, истинным украшением Башни было электронное табло со схемой путей и станций, занимавшее одну из стен. На нем цветными полосками и огоньками обозначались маршруты и положение всех поездов в сети.

Он поднялся по ступенькам в диспетчерскую, где проводил восемь часов в сутки. Все называли диспетчерскую попросту Башней — в память о тех старых наблюдательных башнях, что строились на узловых станциях железных дорог.

Войдя, Долович окинул взглядом происходящее. Диспетчеры, не отрывая глаз от табло, переговаривались с машинистами и коллегами из примыкающих зон. Он покосился на Дженкинс… Диспетчер-женщина? Да к тому же еще и чернокожая? Миссис Дженкинс работала в Башне уже месяц, но Каз никак не мог к ней привыкнуть. Интересно, что будет дальше — черные машинисты? Точнее, машинистки? Нет, у него не было никаких претензий к миссис Дженкинс: она чистоплотная, спокойная, профессиональная, никогда не повышает голос — но все же…

Из левого угла комнаты его окликнул Марино. Долович подошел и встал за спинкой его кресла. Бросив взгляд на табло, он сразу оценил ситуацию: какой-то поезд на южном направлении неподвижно стоял между «Двадцать восьмой» и «Двадцать третьей».

— Лежит, как мертвый, — сказал Марино.

— Вижу, — ответил Долович. — И давно?

— Уже две-три минуты.

— Давай сигнал Центру управления, пусть свяжутся с машинистом.

— Уже, — удрученно произнес Марино. — Они пытаются, но он не отвечает.

Долович мог бы с ходу назвать множество причин, по которым машинист не откликается на запрос. Например, его просто нет в кабине: вылез на пути, чтобы выключить случайно сработавший блокиратор, или пошел поправить заевшую дверь в одном из вагонов. Случись что-то более серьезное, — машинист обязательно сообщил бы об этом по радио линейному диспетчеру. Но при любых обстоятельствах доложить о причине остановки в Центр управления машинист был обязан.

Глядя на табло, Долович сказал:

— Бьюсь об заклад, у него просто рация испортилась. А дойти до аварийного телефона в туннеле этому чертову лентяю уже не под силу. Раньше, небось, исправно бегали.

Когда он сам начинал работать, о такой роскоши, как двухсторонняя радиосвязь, и мечтать не приходилось. Если у машиниста возникала какая-то проблема, ему приходилось спускаться на пути и топать до телефона — они висят в туннеле через каждые пятьсот футов.

Подавляя отрыжку, Долович прохрипел:

— Который поезд?

— «Пэлем Сто двадцать три», — ответил Марино. — Смотри, зашевелился! — Голос Марино вдруг зазвенел от удивления. — Господи, да он назад едет!