Закон волка - Андрей Дышев

Из красной двери вышел Моргун. Он был уже без куртки, в пиджаке, в одной руке нес кожаную папку, а другой что-то доставал из нагрудного кармана.

— В чем дело? Я администратор банка! Кто вы такой? — громко говорил он, приближаясь к маленькому мужчине.

— Ничего страшного! — ответил ему человек из службы безопасности. — Маленькая формальность…

То, что произошло потом, трудно было расставить в последовательности. Кажется, сначала в зале погас свет, затем раздался пистолетный выстрел, а следом за этим — оглушительный визг женщин, стоящих в очереди.

Я схватил Анну в охапку и вместе с ней упал на кожаный диван.

— Стоять! — раздался чей-то крик, кажется, это был голос Моргуна. — Всем оставаться на своих местах.

Топот ног, короткие выкрики:

— Дверь на засов!

— Они пошли! Готовь первую голову!..

— Не подниматься на ноги!

— Заткнись!

Где-то рядом с жутким звоном разбилось большое витринное стекло.

— Пожалуйста! Пожалуйста!.. — нечеловеческим голосом визжала какая-то женщина. Левее главного входа прозвучала короткая автоматная очередь, визг оборвался, и на мгновение стало тихо.

Я приподнял голову. По сумрачному залу, пробиваясь сквозь жалюзи, бегали полосатые световые пятна. По углам, на полу, за пальмами замерли фигуры людей. Те, кто минуту назад стоял в очереди у кассового окна, сейчас сидели на корточках, сбившись в кучу, словно стадо овец. С улицы доносился душераздирающий вой сирены. Несколько легковых машин с зажженными фарами стояли напротив окон банка, разбрызгивая «мигалками> красные и синие снопы света. Присев на одно колено, по всей длине тротуара выстроилась цепочка омоновцев в бронежилетах, касках и масках на лицах. Омоновцы смотрели в окна банка через автоматные прицелы.

Кто-то, низко пригибаясь, пробежал мимо дивана, на котором мы лежали, схватил за волосы парня, что стоял за нами в очереди, и рывком поднял его на ноги.

— Иди-ка сюда, тинэйджер! На всех окнах опусти шторы! Быстро, все делать быстро! И чтоб не было щелей!

Парня ударили прикладом в спину. Оцепенев, он медленно брел по залу, не зная, с какого окна начать и с какой стороны его прошьет автоматная очередь. Один наушник у него вывалился и болтался на груди, как амулет. Едва слышно пищала ритмичная музыка. Парень подошел на слабых ногах к центральному окну, внешнее стекло которого было выбито омоновцами, потянул за веревку, опуская объемные французские шторы.

— Быстрей! — орал из темноты его палач. Медленно, чтобы не привлечь внимания, я сел на диван. Анна стала поправлять волосы. Этого лучше было не делать. Мы еще не до конца поняли, что произошло.

— Руки! — закричал ей из-за кассовой стойки человек с квадратной фигурой. — Не двигаться!

С треском распахнулась короткая дверца стойки, и к нам подлетело что-то темное, тяжело дьшащее, пахнущее потом. Я попытался вскочить на ноги, но сильный удар прикладом в лицо свалил меня опять на диван. Перед глазами словно разорвалась световая бомба. Ослепленный болью, я yичего не видел. В голове шумело, будто я опустился под воду.

Когдй я отнял ладони от лица, они были липкие от крови. За моей спиной возился со шторами парень, закрывая последнее окно.

— Врубай! — крикнул кто-то из глубины зала.

Вспыхнул свет. Мне стало больно, будто меня удалили снова. Щурясь и вытирая с разбитой брови кровь, я стал искать глазами Анну.

У выхода лицом вниз в темно-вишневой луже лежал маленький мужчина, который представился сотрудником службы безопасности. В нескольких шагах от него, у самого окна — женщину в синем плаще. Глаза ее были открыты, правая рука с сумочкой прикрывала рот, будто женщина боялась закричать. В левой руке, откинутой в сторону, она все еще сжимала несколько долларовых купюр, которые так и не успела пересчитать.

Все окна в зале уже были закрыты белыми волнистыми шторами. На противоположной стороне кассовой стойки, рассредоточившись на всю длину зала, стояли боевики с автоматами. Анна была в группе заложников. Крупнотелый парень, ударивший меня прикладом, стоял перед ними, широко расставив ноги, и водил из стороны в сторону стволом автомата.

— Руки всем опустить! — визгливо кричал он. — Не двигаться! А то, бля, всех сейчас на пол положу! Кому жизнь, к ебеням собачьим, надоела, спрашиваю?!

Анна стояла, опершись о стойку, и спокойно смотрела на меня. Опустила голову, раскрыла сумочку, вынула из нее платок и, отстранив стоящего впереди себя мужчину, пошла ко мне. Крупнотелый и я отреагировали на это одновременно и почти одинаково — оба кинулись к Акке.

— Стоять, сука! — завизжал он Анне, замахиваясь на нее прикладом.

Я прыгнул на крупнотелого, обрушился на него, отталкивая в сторону, замахнулся кулаком, но ударить не успел — тот въехал коленкой мне в живот. Я согнулся пополам, сдерживая стон и ожидая выстрела в голову, но кто-то властно остановил крупнотелого:

— Отставить, Секач! Не распускай руки!

Я почувствовал близость Анны. Она пыталась поднять меня.

— Ты можешь встать? — спросила она. — Обопрись о мое плечо.

Я тяжело выдохнул, с трудом распрямился и схватился руками о стойку.

— А-а, иуда! — произнесла Анна.

Я поднял голову. Перед нами стоял Леша. Он смотрел на нас из-под тяжелых надбровных дуг. Глаза были глубоко спрятаны, я их не видел.

— Вы сами виноваты, — сказал он.

— Жаль, что я не пристрелил тебя в Судаке, — сказал я, прижимая платок к глазу.

— Чем тише вы себя будете вести, тем лучше, — негромко произнес Леша.

— Пошел в зад, советчик, — вздохнула Анна и отвернулась.

Леша перевел взгляд на Секача.

— Этих двоих — в дальний угол, — приказал он. — Остальных поставь вдоль окна лицом к стеклу… Господа! — обратился он ко всем заложникам. — Мы не причиним вам вреда, если вы будете выполнять наши требования. А с ОМОНом мы договоримся.

— Хлопцы, родненькие! — неожиданно громко завыла молодая дебелая женщина в спортивных брюках с лампасами, в босоножках и кожаной куртке. — Договоритесь с ними, пожалуйста! Не губите нас, Бога ради! У меня в Жмеринке трое детей!

— Молчать! — огрызнулся Секач и повел стволом. — Щас будем проводить занятие по строевой подготовке. У окна в одну шеренгу ста-а-ановись!.. Вот бараны!..

Дебелая, расталкивая остальных, первой кинулась к окну, встала лицом к нему и вдруг начала проявлять активность.

— Да побыстрее, господа! Сказано, в одну шеренгу — значит, в одну. Растягивайтесь, — махала она руками, — растягивайтесь! По одному, по одному!

Мы с Анной продолжали стоять у кассового окошка. Секач взглянул на нас и скривился: