Московский бенефис - Леонид Влодавец

В какую-то секунду я почуял угрозу. Даже не уверен, что это РНС меня предупредила. Просто я уже ждал неприятностей. И за те несколько десятков секунд, пока к нам приближались автомобили, сумел догадаться, что именно под личиной пожарных и медиков скорее всего и намерены нагрянуть неведомые супостаты.

— Мужики! — крикнул я пилотам. — Дуйте в лес!

— Да брось ты, — отмахнулся командир, — ничего не горит, не бойся. Валюха все поглядел… Нигде не подтекает… Ты думаешь, пожарники едут, так мы горим? Приедут и уедут…

— В лес, говорю! — заорал я, наводя автомат и сбрасывая флажок на АВТ.

— С ума спятил?! — выпучил глаза пилот. — Припадок?

Ну как этим козлам объяснишь, что сейчас их просто так, за компанию, могут изрешетить? Я задрал ствол и дал короткую в воздух…

— У, чудак — сплюнул майор. — И правда, от тебя подальше надо! Псих!

Все пятеро нырнули в кусты. Мои прапорщики выскочили из самолета и прытко рассыпались в небольшую цепь. До ближайшей машины было около сотни метров.

Бойчук укрылся под брюхом самолета за правой гондолой шасси, Тарасюк — за левой, Гриценко и я устроились за пнями. Филя-Пилипенко вылезал последним, но я крикнул ему:

— Назад! На тебе «три восьмерки»!

Он понял и вновь нырнул в самолет. Конечно, туда лучше было послать самого себя, потому что Филя мог сдуру уже сейчас подключить зловещую клемму, но об этом я не подумал.

Тут у меня некстати появилось сомнение: хрен его знает, ведь я по одной интуиции подумал, что на нас нападают. А вдруг и впрямь простые пожарники и какая-нибудь врачиха с медсестрой?

Мне ничего не грозило, даже если б я расстрелял в упор именно таких людей. Чудо-юдо отмазывал меня и от более безобразных вещей. Но мне отчего-то до ужаса не хотелось лишних трупов. Поэтому я еще раз стреканул в воздух, а затем прокричал что было сил:

— Стой! Не приближаться к самолету! Стреляю на поражение!

Хоть бы хрен! Любой умный водила, если у него за спиной мирные пожарники, уже притормозил бы и предложил начальнику пойти на переговоры. Конечно, так же мог бы поступить и тот, кто собирался похитить у нас перстеньки и Кармелу. Остановиться, подойти без оружия, оценить, сколько нас и что от нас ждать… Впрочем, если у Чудо-юда под крылышком и впрямь работал чей-то стукачок, то эти ребята уже все знали. И даже то, что времени у них на все про все очень мало. Часок, не больше. А им надо было за это время не только нас перестрелять, но и разыскать ящик с Кармелой, перегрузить его на машину, довезти до вертолета или самолета… И еще взлететь…

Поэтому машины неслись дальше, и я не мог сидеть-дожидаться, пока они подкатят вплотную, закидают нас «черемухой» и покосят очередями в упор.

— Огонь! — наверно, это я сам себе скомандовал, потому что для остальных сигналом стала моя очередь. По шинам я не стрелял, бил по капоту, по кабине… Головная «пожарка» на базе «ЗИЛа» остановилась всего в полсотне метров, к тому же неловко — подставившись правой дверцей. Тот, кто сидел справа, открыл левую и, выпихнув мешком водителя, вывалился сам. Ударил Бойчук — и мужик с диким воплем подскочил на полметра и пузом, плашмя рухнул наземь. Остальные «ихние» попрыгали через задние двери и, прикрываясь машиной, стали отвечать.

Мой пенек был вполне надежен, если из-за него не высовываться. Но не высовываться — значило не стрелять. Те, кто долбил по нам, прячась под колесами «ЗИЛа»-«пожарки», вполне могли прижать нас огнем, пока другие, те, что свернули и поехали влево от самолетного хвоста, не обойдут нас с фланга. В ту сторону строчил только Тарасюк, которого я не видел.

И тут я услышал торопливый, гулко разлетевшийся по лесу автоматный грохот где-то за спиной… Несколько пуль прошуршало намного выше моей головы. Они летели из лесу.

В какие-то секунды все стало понятно до холода в желудке. Эти, на машинах, были только одной группой. Со стороны леса должны были, в случае пальбы, подвалить еще. Они хотели подойти без шума, но, видимо, наткнулись на летчиков, которых я, по доброте душевной, погнал в тайгу от греха подальше…

Тоска смертная накатила. У летчиков вряд ли было время вытащить из кобур свои «Макаровы», да скорей всего и не имели они их при себе… Ведь они ж не в тыл врага собирались, а в обычный рейс. Да и если у них было время пальнуть, против «калаша» не попрешь. Это означало, что те, кто сейчас расстреливает летчиков, через пару минут выйдут на опушку и саданут нам в спину. По крайней мере, мне и Гриценко, потому что тех, кто под самолетом, сразу не достанешь.

Гранату — в подствольник! Пуля брякнула по каске, пошла мяукать, я дернул спуск гранатомета, едва высунув один глаз из-за пня. Хлопок! Удар! Есть!

Везет дуракам! Гранату я положил не куда-нибудь, а под днище «пожарки», в узкую щель между обрезом алого борта и землей. Больше того — под бензобак. Кто-то заорал диким голосом, но я не понял, то ли осколками его задело, то ли окатило валом оранжево-рыжего пламени, вырвавшегося из-под машины и забушевавшего вокруг нее. Сизо-черный дым клубами повалил от горящего бензина, пули перестали долбить пень, и я рывком отпрыгнул из-за пня назад, буквально вмазываясь в траву, прополз несколько метров, и, привскочив, взлетел по стремянке в самолетный люк.

— Гриценко! — позвал я, потому что парень не усек моего маневра и остался на месте. Он понял, вскочил, метнулся к самолету и тут… Протарахтели две очереди откуда-то из-за деревьев — и Гриценко швырнуло наземь. Автомат вылетел из рук и, бряцнув антабкой, упал в траву. Он опоздал на десять секунд — не больше. Да что ж, блин, за жизнь?! Хочу помочь — а люди из-за этого гибнут…

Где-то внизу, там, где остались Тарасюк с Бойчуком, хлопнули подствольники, потом ударило несколько очередей, кто-то взвизгнул, и стало тихо.

— Трое, — сказал незнакомый голос. — Еще пара в самолете.