Последний Герой. Том 10 - Рафаэль Дамиров

на первый этаж, но не пошла через главный выход, где дежурила смена. У туалета она успела изучить план эвакуации и уже знала, что есть второй выход — пожарный, ведущий во внутренний дворик. И надеялась, что его не запирали — хотя бы даже чтобы ходить туда покурить.

Света дёрнула дверь на удачу, выскользнула в тёмный дворик и прижалась к стене. В курилке кто-то стоял. Это был сотрудник без бушлата, в расстёгнутом кителе, с бейджиком дежурного на груди. Она прокралась вдоль здания, держась спиной к стене.

На её счастье, в это время ворота стали открываться. За ними гудел УАЗ. Машина въехала на территорию и направилась к боксам. Пока створки не сомкнулись, Света вышмыгнуланаружу.

Постовой, полудремавший в будке и нажимавший кнопку открытия ворот, даже не заметил худенького силуэта, скользнувшего мимо.

* * *

Я забрал Оксану, и мы приехали на работу, когда уже настало утро. Сразу направились в кабинет Шульгина. Но тут же, у входа, и встали — тот метался по комнате, как тигр, изрыгая проклятия. На диванчике сидел дежурный опер Володя, сгорбившись и втянув голову в плечи, будто его только что отхлестали плетью.

— Твою мать, Вова! — орал Шульгин. — Надо ж так лохануться! Ты что, совсем дебил? Там же через решётку даже голова не пролезет!

— Ну, я думал, может, она как-то протиснулась… — промямлил Володя. — Худенькая же… Ты сам сказал, глаз за ней… Я подумал, хитрая…

— Сиди я сам открою! — Шульгин постучал себя по темечку, издав деревянный звук. — По камерам посмотрели: она в туалете стояла, потом — шмыг-шмыг, нырк во дворик — и через ворота, когда машину в бокс загоняли! Ну какое окно!

— Да я-то откуда знал, Николаич… — лепетал Володя.

— Так. Что случилось? — спросил я, входя.

— Сбежала наша подозреваемая, — ответил Коля.

— Как — сбежала⁈

Теперь я понял, что говорили они как раз о Сагаде-младшей.

— А ты вот у этого спроси, — пробурчал Шульгин, зло зыркнув на опера.

Тот больше не издавал ни звука, даже не оправдывался.

— Сумочку свою оставила, — постепенно остывая, добавил Коля. — Хоть что-то.

Сумка была совсем не дамская, а спортивная, небольшая, через плечо. Та самая, что была прицеплена у неё под курткой. Куртка, кстати, тоже осталась — висела на вешалке.

Значит, в декабрьский холод она убежала без верхней одежды.

— Что в сумочке? — спросила Кобра.

— Ну, — начал Коля, вытаскивая содержимое. — Вот ножичек, вот флакончик с кристаллическим веществом… похожим на соль или, не знаю, что-то такое. Хотя кристаллы немного слежались.

Он открыл крышку, понюхал.

— Ничем не пахнет.

Я взял, понюхал сам.

— А по-моему, пахнет… горечью какой-то. Миндальной.

Оксана взяла флакон, понюхала тоже.

— А я ничего не чувствую, — сказала она.

— Странно, — удивился я. — Как не чувствуете? Запах же есть.

— Да нет, Макс, ничем не пахнет, — ответила она. — Кажется тебе. Выспаться тебе надо, отдохнуть.

— У тебя эти… обонятельные галлюцинации, — хохотнул Коля.

— Это цианид, — вдруг сказал Вова с дивана.

— Что ты там вякнул? — повернулся к нему Шульгин.

Но опер уже не тушевался, подался вперёд, выпрямился.

— Горьким миндалем пахнет яд — цианид, цианистый калий. Но не все люди его чувствуют. Генетически только небольшой процент людей способен улавливать этот запах.

— О как! — протянул Коля саркастически. — А ты, значит, у нас эксперт по ядам, да?

— Да я в сериале смотрел, — не смутился Вова. — Ну, не верите — сами загуглите.

— А что гуглить, — сказал я. — Пошли к эксперту. Он рано приходит, уже должен быть.

— Пошли, — кивнула Оксана.

И мы всей ватагой отправились к Корюшкину, прихватив с собой флакончик.

Тот аж подпрыгнул, когда мы ввалились к нему с утра пораньше.

— Случилось чего? — удивился он. — Опять убийство? Два убийства?

— Ваня, — сказал я, протягивая флакон. — Вот, определи, что здесь.

— Хм, — почесал он затылок. — Так я ж не химик, я криминалист.

— Предположительно, здесь цианид.

— А, ну это-то легко! Сейчас проведём реакцию на берлинскую лазурь.

— Да хоть на лондонскую, Ваня, — сказал я. — Сделай нам красиво.

— Погоди, Макс, — Корюшкин достал пробирку, щепотку реактива, аккуратно посыпал порошок, взял маленький кристаллик, добавил несколько капель раствора и стал комментировать процесс: — При взаимодействии с солями двухвалентного железа… а теперь окисляем…

Он осторожно добавил ещё одну каплю.

— Сейчас появится характерное ярко-синее окрашивание… Та-дам! — воскликнул Ваня. — Вот оно! Ярко-синее! Синее — не бывает.

Он с гордостью поднял пробирку — реакция пошла.

— Ну, это, конечно, предварительный тест, — добавил он, — но с девяносто девятью целыми и девятью десятыми процента точности могу сказать: это цианистый калий. А уж химики в главке проведут хроматографию, масс-спектрометрию и точно подтвердят.

— Дела… — проговорила Оксана. — У нас эта девочка, выходит, отравительница.

— И, кстати, — добавил я, — её мать, Елена Сагада, как раз была отравлена цианистым калием.

— Ну и семейка, — задумчиво почесал подбородок Шульгин. — Отец в бегах, где-то прячется. Дочка разгуливает с цианидом в сумочке. А мать мертва от цианистого калия. Интересно всё закручивается.

— Интересно-то интересно, — проворчала Оксана, — только что мы будем Мордюкову докладывать? Взяли подозреваемую и тут же её просрали. В прямом смысле слова — просрали. В сортире!

— Но, Оксана Геннадьевна… — пробормотал Володя-опер, — я же уже объяснял сто раз! Ну, подумал, что она через решётку…

— Думать, Володя — это не твоё, — воскликнула Кобра. — Тебе надо было просто не закрывать дверь!

— Ну а что я, должен был вместе с ней в женский туалет запереться?

— От тебя бы не убыло, Володя, — отрезала Оксана, — а от неё — тем более.

* * *

Мордюкову доложили о подвижках в расследовании, о том, что изъяли у подозреваемой пузырёк с цианистым калием.

Он был в восторге. Потирал руки, восклицал:

— Ну вот! Можете же! Стоило вас взбодрить, так сказать, прописать пистона — и сразу результаты пошли! Так, а что говорит подозреваемая? Раскололась?

Он прищурился, посмотрел на нас.

— Ну, вижу по вашим лицам, в отказ идёт, да? Ну ничего, посидит, подумает. А, слушайте, может, утку к ней подселить в камеру? Это мы подумаем… пускай раскрутит её на разговор.

— Семён Алексеевич, подозреваемая сбежала, — спокойно, но твёрдо произнесла Оксана.

Мордюков застыл. Открыл рот, закрыл. Потом снова открыл и снова закрыл. Пока беззвучно.

И, наконец, прорезался голос. Такой громкий и высокий, что мы с Шульгиным переглянулись. Мы не ожидали, что наш шеф способен выдать такой визг, которому позавидовал бы любой уважающий себя ирландский банши.

К тому же визг перемежался отборными матюгами. Так точно ни одна нечисть не смогла бы.

Получив от шефа «напутственные наставления», мы через четверть часа с новыми силами вновь принялись