Улица цвета крови - Александр Александрович Тамоников

его сводили фронтовые дороги, не любил, да и не умел. Да, в общем-то, и не хотел. Не видел он смысла в таких прощаниях. Такие минуты для него всегда были тягостными и неловкими. Он искренне не понимал, для чего вообще нужно прощаться. Это было так, словно его хоронили заживо. Или он сам хоронил всех, с кем прощался. Одно дело, когда убьют или ранят твоего боевого товарища: тогда все понятно — знаешь, что тот либо не станет с тобой больше плечом к плечу в атаке, либо вернется в строй. А даже если не вернется и его спишут после ранения в тыл, то все одно знаешь, что он будет жить и думать о тех, кто остался в строю. А когда уходишь в другую часть, то какой смысл в таком прощании? Сегодня ты жив, а завтра? И кто из тех, что сейчас стоит возле Шубина, останется жив до конца войны? Может ведь так случиться, что Глеб об этом так никогда и не узнает. Да и доживет ли он сам до победного конца?

Вопросы, вопросы, вопросы… Одни только вопросы без ответов. Война — вот единственный ответ на все заданные и незаданные вопросы.

В штабной землянке кроме самого гвардии полковника Соколовского и его адъютанта всегда толкалось много народу. Толкались и по надобности, и без нее. Радистки и заместители не в счет, им положено было находиться близ командира. А остальные, можно сказать, были мимо проходящие или приходящие по мере необходимости.

На этот раз не только комната связи, но и сама небольшая комната-кабинет командующего конно-механизированной группой была забита народом так, что невозможно было повернуться. Из тех, кого знал Шубин, в комнатке были радист Микола Яценюк, капитан Тарасов — сотрудник Смерша при штабе группы — и особист Рыжов. Были еще два незнакомых Шубину военных. Один — невысокий, молодой и щуплый, судя по форме и шлему на голове, танкист, стоял он к Глебу спиной. Напротив Соколовского стоял среднего роста коренастый офицер. Его звание Глеб сразу не рассмотрел (в комнате царил полумрак), но, судя по неиспачканной форме, кто-то повыше капитана. На войне оно как? Чем аккуратнее на тебе одежда, тем ты выше по званию и значимее по должности. Почему так — объяснять, думается, надобности нет.

— А, Шубин! Входи, входи, — обрадовался ему Соколовский и махнул рукой. — Давай, пробирайся ко мне поближе, буду тебя с твоим новым начальством знакомить.

При этих словах офицер повернулся к Шубину, и Глеб увидел, что тот был довольно симпатичным тридцати пяти или тридцати семи лет мужчиной с волевым подбородком и серьезным, даже несколько суровым взглядом не то серых, не то светло-карих глаз. В сумраке Шубин так и не разобрал, какого они были цвета. Да и какая разница — голубоглазым он был или, скажем, сероглазым? Просто у Шубина была укоренившаяся привычка — составлять предельно точный фотопортрет всех, с кем сводили его фронтовые дороги. Своих ли, чужих — без разницы.

— Полковник Слюсаренко, — представил незнакомого командира Соколовский. — Командир 56-й танковой бригады и твой новый командир, — добавил он.

Представленный Шубину полковник с некоторым интересом посмотрел прямо в глаза Шубину и протянул руку.

— Капитан Шубин, — представился Глеб, пожимая крепкую, широкую и чуть потную ладонь полковника.

— Несмотря на начало наступления, решил приехать за вами, капитан, лично, — сказал Слюсаренко. — Много слышал о вас, и не только от Петра Вениаминовича. Рад, что вы будете служить именно у меня. Вы когда-нибудь ездили в танке?

— Нет, не приходилось, — чуть смутился Шубин от пристального взгляда нового командира. — Разве что пару раз прокатился, сидя сверху на башне.

— Ничего, у нас и внутри машины побываете. И не раз, — добавил Слюсаренко, добродушно усмехнувшись. — Ну что, Петр Вениаминович, — он снова повернулся к Соколовскому и протянул тому руку, — мы поехали. Приказы командования я вам передал… Капитан, вы готовы? — обратил он взор снова на Шубина.

— Так точно, готов, — ответил Глеб.

— Пять минут на прощание. Мы ждем вас в машине… Пойдем, Шура, — обратился он к танкисту, что стоял чуть позади Шубина, и шагнул вперед.

Шагнул уверенно, словно это не человек был, а танк. И все расступились перед ним. Глеб невольно повернул голову и мельком увидел круглое веснушчато-курносое лицо сопровождающего полковника молодого танкиста.

— Ты мне, Захар Карпович, его береги! — громко сказал вслед Слюсаренко Соколовский. — Кровь из носу, но чтобы этот капитан до нашей победы дожил!

— Это уж как Бог на душу положит, — остановившись и оглянувшись, рассмеялся Слюсаренко. — Все под ним ходим, Петро.

И он снова пошел дальше, теперь уже не останавливаясь и не оглядываясь.

— Мало ли под кем мы ходим или ходили, — проворчал Соколовский. — Под царем вот тоже ходили, а ничего, выжили… Ну, Шубин, — положил он свои большие руки на плечи Глебу, — жалко мне тебя отдавать танкистам. Но ничего не поделаешь — приказ. Значит, у командования на тебя другие планы.

Он долго смотрел на Шубина и молчал, и Глеб вдруг почувствовал неловкость перед этим молчаливым взглядом. Он знал, что нужно что-то сказать на прощание. Что-то хорошее, теплое и душевное и, может быть, значащее. Но он не знал что сказать и как это сказать. Иногда чувства просто невозможно передать словами. Поэтому он просто протянул руку. Соколовский быстро и крепко пожал ее.

— Ладно, иди уже, — махнул он рукой в сторону выхода. — Вот, Микола тебя проводит.

Он отвернулся и сделал шаг в сторону сидевшего за столом особиста Рыжова.

Глеб тоже не стал медлить, а, развернувшись, направился к выходу. В дверях его уже ждал Микола Яценюк.

— Вот, — протянул он Шубину какой-то сверток и, когда Глеб, хотя и немного удивленный, взял его, сказал: — Це сало и окраець домашнього хлиба. Бильше ничого вам даты, товарыщ капитан.

— Спасибо, Микола, — Глеб в порыве благодарности к этому удивительному украинцу обнял его.

Микола отвернулся, но Шубин успел заметить, как в уголке его глаза затрепетала прозрачная влага.

— Ничого, все буде хорошо, — наполовину по-русски, наполовину по-украински ответил на его объятия Микола. — Мы з вамы, товарыщ капитан, ще побачымося. Не на цьому, так на том свите. Айдаты, я вас до машины хочу проводыты.

Они вышли из штабной землянки и молча направились к машине, в которой приехал полковник Слюсаренко. С кем и было жалко сейчас расставаться Шубину, так это с Миколой Яценюком, которого он знал чуть ли не с самого начала войны. Но фронтовые дороги непредсказуемы. Они сначала развели их в разные стороны в сорок втором году, когда Шубин и Микола