NE-α (Ne-альфа) - Илья Мазуркевич

Теперь уже была моя очередь смотреть во все глаза… Кхм, то есть, во весь глаз, на капитана. Похоже, Михаил действительно не знал об истинных целях корпорации, что может и не делает ему чести, но как минимум — оправдывает его. Может и не время открывать шампанское, но от выдоха облегчения я всё же не удержался.

− На окраине города находится главное медицинское учреждение города — Спенсер Мемориал. Там находится вакцина, а человек её создавший, Натаниэль Бард, должен быть сейчас в полицейском участке. Я хочу вывести и доктора, и вакцину из этого проклятого города, − капитан прищурился. — Это единственный шанс спасти Раккун, и моим людям пригодилась бы помощь.

Что ж, теперь всё однозначно становится на свои места. Может, дядя Миша мне и не доверяет совсем, несмотря на слова, но наличие у него здравого смысла глупо отрицать.

Три человека, в одном из которых ты совсем не уверен — я ведь помню, что у него были серьёзные вопросы к Николаю — откровенно немного для эвакуации столь важного человека. И наша с девушкой помощь может стать отличным подспорьем в этом непростом деле. Я, так или иначе, пойду — мне вакцина нужна позарез, я просто не вижу других способов вернуть это тело в более-менее человеческий вид. Это моя единственная надежда.

Но остаётся вопрос с Джилл — и я начал смотреть на неё, силясь понять, что же она скажет и предпримет. Если я правильно всё помнил о её характере и пережитых ею событиях, и действительно корректно выстроил сейчас наши отношения, то это наложится на личные принципы мисс Валентайн.

Я понимаю, что абсолютно все поступки, что совершила мисс Валентайн по канону, были закономерным результатом череды случайностей, что вызваны, скажем так, моим предшественником. Смерть гражданских в вагоне, а также Михаила и Тайрелла, серьёзное разрушение комплекса 'NEST-2' и огромное количество ещё более смертоносных организмов, заражённых NE-β паразитами, производными от NE-α. При одних только мыслях об этих тварях меня серьёзно так передёрнуло.

Я не буду становиться чудовищем, одно дело — просто добить уже неживых людей без капли разума, и другое — начать над ними издеваться, клепая себе миньонов, смертельных для всех, кроме меня. Мерзко от одних только мыслей о попытке совершить столь противоестественные для человека вещи… Столь противоестественные для меня.

− Я в деле, − сказала Джилл, глядя мне в лицо, и приняв окончательное решение. — Я не знаю других способов помочь, и если ва

ши сведения точны, то это единственный путь.

Да, удивительное сходство моих мыслей с её словами заставили бы меня улыбнуться, если бы я итак не был от рождения хрестоматийным определением слова 'смайлик'.

− Спасибо тебе, Джилл, − у меня возникает чувство дежавю. — В сведениях я абсолютно уверен…

***Николай Зиновьев — станция Редстоун-стрит***

— В сведениях я абсолютно уверен — как в себе.

…оно разговаривало.

Примерно такая мысль преследовала Николая и всё никак не желала выходить у него головы последние несколько минут после возвращению в метро и частично подслушанного разговора. Он тщательно перебирал все полученные им 'До и После' прибытия в Раккун-сити сведения относительно биоорганического вооружения у себя в мозгу, сопоставлял все известные факты и строил самые различные теории в попытках понять ровно одну вещь: как это могло связно говорить и мыслить? На данный вопрос, впрочем, мало-помалу всё же вырисовывался более-менее достойный ответ. Всё-таки, в хладнокровии и здравомыслии Зиновьеву отказать было трудно, а помимо этого он обладал одним маленьким, но неоспоримым, по сравнению с кем-либо из нынешних сослуживцев, преимуществом…

Увидев высокую, за два метра ростом, похожую на шкаф фигуру одноглазого гуманоида, Николай, может, и не понял, что этот объект делал в метро, но зато он без труда определил, что это было такое: 'Немезис Тип-Т', одна из перспективнейших на данный момент разработок яйцеголовых из Амбреллы, потребовавшая, во-первых, обкатки в боевых условиях, а во-вторых… Особого внимания с его, Николая, стороны как наблюдателя и человека, ответственного за сбор данных. Объяснялось такое необычное отношение рядом причин, в числе которых одна наиболее значимая сейчас: наличие высокого, по меркам Б.О.В. интеллекта.

Так что да, с горем напополам, но наёмник всё же смог объяснить себе неожиданно вскрывшуюся способность чудовища говорить и думать. Но… Действительно, оставалось здесь ещё одно 'но'. Такое, не сразу замеченное и осознанное самим Николаем, но зато заставившее его, если не вспомнить давно позабытое чувство дискомфорта, то ощутить едва заметный намёк на него. И заключалось оно в следующем: Зиновьев, пусть и смог обосновать для себя наличие у монстра самосознания, однако он понял вдруг, что не в состоянии объяснить другое… Логику поступков и слов этого существа.

Вот тут Серебряный Лис пасовал. И понимал, что ему это совершенно не нравится. До едва заметно дёрнувшихся от искреннего неудовольствия губ не нравится −, но не более того. А потому… Это надо было исправить.

Выждав удобный для себя момент, Николай со вполне естественной для него неспешностью подошёл к вагону, решив выйти из-за угла, в котором и слушал столь интересный для него разговор.

− Так, так, так… Ты, значит, Немедан, я правильно расслышал?

Массивная тёмная фигура чуть качнулась, встала со своего места и развернулась к Николаю лицом, после чего в него упёрся безразличный взгляд одного единственного глаза. Взгляд — безразличный, а вот поза выдавала то ли интерес, то ли напряжение (насколько бы это ни было абсурдно), испытываемые, по-видимому, существом, что не ушло от внимания Зиновьева. Николай так же почувствовал, что взгляд Джилл и Михаила скрестился на нём.

− 'О'РОСЫ? — резко резанул по ушам неестественно низким и хриплым звучанием голос гуманоида.

− Да так, ничего серьёзного. Просто ты, кажется, интересная персона, не так ли? Во всяком случае, если не считать папуасское имя.

− ДА? ТЫ, НА'ЕРНОЕ ТОЖЕ… ЕСЛИ НЕ СЧИТАТЬ 'ОЛЧЬЕЙ 'АСТИ И ЛИСЬЕГО Х'ОСТА, КОЛЯ.

Николай, может, и хотел бы что-нибудь ответить на столь откровенную грубость, но первые секунд пять он просто простоял, тупо пялясь на 'Немедана'. И дело было даже не в самой грубости как таковой, несмотря на её неожиданность — от неё Зиновьев ни разу не растерялся, даже лицо его не выражало ни