Ночной убийца - Александр Александрович Тамоников

прошу вас еще немного мне помочь, товарищи. – Михаил кивнул на входную дверь. – За мной может сюда приехать один человек. Не обязательно, но может. Вы меня вот тут на лавку посадите. А когда он придет справляться обо мне, вы у него документы, как и положено, проверьте и погромче вслух назовите его имя и фамилию, чтобы я услышал. А потом, если можно будет меня отпустить, я кивну и пальцами сделаю вот так, например.

Сосновский свел крестом указательный и средний пальцы левой руки и продемонстрировал капитану свой условный знак. Потом, передав ему свой американский паспорт, уселся на скамейку у стены и стал изображать задремавшего пьяного человека. Михаил не ошибся в своих предположениях. Не прошло и пятнадцати минут, как в дежурную часть вошел тот самый молодой человек. Он внимательно посмотрел на «спящего» американского репортера, потом подошел к стойке дежурного.

– Товарищ капитан, добрый вечер! Я из Наркомата иностранных дел. – Мужчина достал из нагрудного кармана удостоверение и протянул дежурному. – Моя фамилия Лазарев. Вы задержали иностранного гражданина.

Дежурный посмотрел в удостоверение, вернул его молодому человеку и кивнул на сидящего на лавке Сосновского.

– Так мы же не знали, что он иностранец. Стоял пьяный возле иностранного посольства, а там делегация из Великобритании, американские товарищи, значит. А он документы отказывается предъявлять и ведет себя вызывающе. Чего с него взять, коль пьяный. А то, что по-русски говорит плохо, так, может, спьяну и говорит так. Сейчас-то разобрались, вот его паспорт. Нашли в кармане.

– Дайте мне его документы. – Лазарев взял американский паспорт Сосновского на имя Пола Дарелла, пробежал его глазами и сунул в карман. – Я могу его забрать? Все же разъяснилось. Я доставлю Пола Дарелла в американское посольство, и пусть американцы сами о нем позаботятся.

Сосновский сложил пальцы, подавая условный знак дежурному, что он не возражает против такого решения. Вопрос, что будет делать этот человек, назвавшийся Лазаревым? В лицо его Сосновский ни разу не видел. По крайней мере, там, где проходила конференция, он не мелькал ни в обслуге, не в представительстве. «Откуда он знает меня, – размышлял Михаил, – зачем я ему, что он замыслил на самом деле? Если отвезет в американское посольство, это будет удивительно. А если нет? Плевать, времени нет на сложные многоходовые операции с детальным просчетом поступков всех игроков. Конференция продлится всего несколько дней, и успеть надо сделать многое».

Михаил позволил поднять себя с лавки и, придерживая за пояс, вывести на улицу. Он мычал, крутил головой и выражал недовольство поочередно на трех языках: на плохом русском, хорошем немецком и довольно внятном английском. Он понимал, что общение на английском сразу выдаст в нем не американца. Для этой роли он должен владеть английским в совершенстве, так, как он владеет немецким. Но на этот случай Михаил себе уже придумал легенду. Американец по паспорту, он вырос и провел большую часть жизни в Аргентине в немецкой колонии. Там семья дружила с русским эмигрантом. И Пол с детства, играя с русскими детьми соседа, выучился русскому почти как родному. Только вот немецкий для него с детства был роднее английского. Вроде бы правдоподобно. На несколько дней такой легенды хватит. Этого он и решил придерживаться. Неожиданно Лазарев проворчал на идеальном немецком:

– Вы свинья, Пол Дарелл, разве можно так пить!

«Отлично, – с удовольствием подумал Сосновский. – Значит, основной у Лазарева как у служащего дипломатического корпуса немецкий. Значит, так и будем общаться. Теперь следует выяснить, что ему нужно от меня». Мотая головой на поворотах и сползая с сиденья, Сосновский успевал через полуприкрытые веки наблюдать за улицами, проносившимися за окном автомобиля. Американское посольство находилось в другой стороне. В Замоскворечье машина свернула с дороги и, проехав по короткой улице, остановилась у невысокого одноэтажного деревянного дома.

– Куда ты меня ведешь? – капризным тоном начал выяснять Сосновский, но все же позволил довести себя до ступеней и завести в дом.

В доме пахнуло забытыми с детства запахами частного деревенского дома. Печка, веники, запах влажной древесины и недавно горевшего керогаза. Лазарев стащил с Сосновского шляпу, пальто и попытался незаметно обыскать его, но Михаил решительно пресек эти попытки. Еще не хватало, чтобы это хитрый молодой человек нашел в потайном кармане служебное удостоверение майора государственной безопасности. Нелепо оттолкнув Лазарева, Михаил, шатаясь, пошел к дальней стене, где увидел кровать, застеленную одеялом с подушками под тюлевыми покрывалами. Он рухнул на кровать лицом вниз так, чтобы потайной карман с удостоверением оказался под ним.

– А, черт бы тебя побрал, – хмуро проговорил молодой человек и вернулся ко входу.

Он повесил пальто своего гостя на гвоздь, снял свое пальто. Постояв, озираясь, Лазарев развернул в сторону пьяного американца плетеное кресло и уселся в него в темноте. Видимо, чтобы как-то скоротать в дреме остаток ночи и дождаться утра. Сосновский шумно дышал, соображая о произошедшем. Ну, убивать его никто не собирается, на похищение это особенно и не похоже. Наверное, этот тип сам не знает, куда вести американца, но зачем-то он ему нужен. Утро вечера мудренее, решил Сосновский и задремал сам. Все же выспаться надо хоть немного. Завтрашний день может принести самые неожиданные новости и преподнести самые неожиданные события.

Остаток ночи прошел спокойно. Сосновский то проваливался в сон, то просыпался от того, что ему было неудобно лежать. Он сделал несколько попыток начать храпеть, но у него не получилось. Для этого нужно лежать на спине, чтобы звуки казались правдоподобными. Лазарев не шевелился в своем кресле. Когда за окном начало светать, Сосновский услышал шорохи и чуть приоткрыл глаза. В полумраке комнаты его похититель делал энергичные движения, наверное, это у него была зарядка. Потом полилась вода в таз под рукомойником, потом загорелся керогаз под чайником. Когда чайник закипел, Сосновский решил, что надо изображать пробуждение.

Застонав и ворча по-немецки себе под нос, он заворочался, повернулся на спину и открыл глаза. Сейчас самое время проявить удивление. «Я проснулся черт знает где, я ничего не помню и у меня раскалывается голова! Ну-ка, представим все это и сыграем лицом». Сосновский заворочался и стал вставать. Усевшись на кровати, он уставился на Лазарева так, как будто видел его впервые в жизни.

– Где я нахожусь? – еле ворочая языком и представляя, как у него сухо во рту, что язык буквально прилипает к нёбу, потребовал Сосновский по-русски. – Вы кто?

– Вы что, ничего не помните? – так же по-русски спросил мужчина.

– Вода здесь есть? – Пропустив мимо ушей вопрос, Михаил уставился на ведро под крышкой, стоявшее на лавке