Рикошет - Василий Павлович Щепетнёв

в Великогваздевске пропали четыре девочки) тоже винили Товстюгу. Прибавляли вполголоса, что после смерти губернатора из загородного дворца в неизвестном направлении увезли двух девочек. А две, значит, где-то на участке зарыты. Но тут доказательств никаких. Правда, появились листовки с перечнем преступлений губернатора и фотографиями девочек (на глазах — черный прямоугольник). Но, во-первых, листовка не доказательство, а во-вторых, листовки быстро поснимали. И вообще, событие походило на падения камня в реку: пошли круги по воде, но недалеко, а вскоре естественная рябь от ветра, течения и проплывающих катеров свела круги на нет. Ещё порой спорили, отчего произошла авария, повредили ли тормоза, или добавили Товстюге в питьё хитрое лекарство, или прострелили шину — но вяло, без горячности. Вялость Леонид отмечал и у себя. Может, вялость эта именно из-за пива происходит? Ну, и из-за водки, фунфуриков боярышника и прочей фигни? Его, как пищевика-технолога, часто спрашивали, не добавляют ли теперь в еду бром или какое другое успокоительное. Он отвечал искренне, что дело не в броме, а в возрасте, усталости, переживаниях. Но теперь задумался и сам. Нет, ни брома, ни седативных препаратов в еду не подмешивают, это он знал наверное. Но усилители вкуса, подсластители, имитаторы запаха — всего ведь не проверишь. Думаешь, это разрыхлитель теста, и только, а это еще и успокаивающее. Чтобы население не волновалось. Съел кусок хлеба, и хочется сесть на диван и смотреть сквозь дрёму телевизор. А больше ничего не хочется. Прежде было даже такое направление: обучение во сне. Вдруг и сейчас обучают — ненавидеть и терпеть, и зависеть, и смотреть. Учитель — телевизор, а сон из-за еды?

Чушь и дичь, но вот он идет с минералкой и без пива.

Рядом остановился автомобиль с зеркальными стеклами, и двое из ларца сноровисто выскочили, сноровисто окружили Леонида (до этого он и не думал, что окружить можно вдвоем), сноровисто спросили:

— Свиридов?

— Свиридов.

— Леонид?

— Он самый, — сохраняя спокойствие, ответил Леонид, после чего его опять же сноровисто затащили на заднее сидение, успев завести руки за спину и защелкнуть наручники. Специалисты!

— Не дергайтесь, и всё будет хорошо, — сказал правый.

— Наклоните голову, — сказал левый и надел на голову чёрный бумажный пакет.

Похищение, однако.

Автомобиль (кажется, «Форд») ехал неторопливо, тормозя на перекрёстках. Сидеть было неудобно, в любом автомобиле троим на заднем сидении тесно. Зато пакет не мешал дышать.

Леонид терпел. Не задавал вопросов. Молчание — оружие слабого.

Ориентировку он потерял сразу, но не беспокоился. Есть вещи поважнее. К примеру, запах. В салоне явно пахло обувным кремом, и сейчас, с пакетом на голове, он, восстанавливая картинки прошлого, ясно видел: обувь у похитителей была незатейливой, но чистой. Следовательно, это не братки. Полиция, а вероятнее — тайная полиция. Зачем он тайной полиции, Леонид не знал. На то и тайны.

Автомобиль остановился, послышался звук открывающихся ворот. Проехали еще немного, и остановились.

— Выходите, — сказали справа, и чужая рука пригнула голову Леонида — чтобы не ударился. И чтобы показать, кто здесь хозяин.

Он и вышел. Тут же его взяли под локти и повели по асфальту.

— Ступеньки, — предупредил тот же голос.

Преодолели и ступеньки. Вошли в здание, Леониду показалось — большое здание. Прошли шагов двадцать. Теперь его вел один, правый.

— Ступеньки вниз, — предупредил правый.

Спустились вниз, шестьдесят ступенек. Опять шли.

— Куда его? — спросил кто-то.

— Пока в ящик, а там — не моё дело, — ответил правый.

Прошли еще десять шагов. Остановились.

Скрежет большого замка, судя по звуку — советской работы.

Его освободили от наручников, подтолкнули вперед.

— Порожек. Обживайтесь и ждите.

Он шагнул, остановился. Рядом шлёпнулась сумка с продуктами.

Дверь закрылась.

Он снял пакет с головы. Многого не выиграл: темно, даже из-под двери ничего. Ну да, ведь порожек.

Леонид полез за телефоном, а — нет телефона. То ли в процессе захвата вытащили, то ли раньше, ещё в магазине. Но в магазине вряд ли — телефон он носил так, как советовала полиция, запросто не возьмёшь. А вот в автомобиле, когда теснили с двух сторон, руки скованы за спиной, а на голове черный пакет — тут-то и раздолье. Бумажник с деньгами, паспортом и карточками, впрочем, оставался при нём, да пользы сейчас от «мастеркарда» никакой. На ней и денег-то — до мексиканской границы не добраться.

Подбадривая себя третьесортными шуточками, он ощупью обследовал ящик. Ящик и есть. Ноль семьдесят пять на метр двадцать, в высоту не достал. Как небольшой платяной шкаф. Но воздух не затхлый, верно, есть вентиляция. А вот и она: рука нащупала дыру в стене, небольшую, кисть не пролезет, но из неё, из дыры, определенно тянет. Другие дыры могли быть выше, куда рука не доставала. Или не выше, просто он их пропустил. Неважно. От удушья он не умрёт, уже хорошо. Леонид ощупал пол. Каменный, холодный, но навык сидеть на корточках у него отсутствовал. Не было повода приобрести. Ничего, учиться никогда не поздно.

Он лег в позу эмбриона, положив сумку с продуктами под голову. Едва и уместился. Чуть-чуть поёрзал, стараясь выбрать местечко помягче. Конечно, без толку. Затем представил себя пьяным. Здорово пьяным. Вдребадан. Будто полчаса назад в одно горло выхлестал бутылку водки. Представил — и тут же уснул, успев только подумать, что Бэрримора выгуляет Александр Александрович. У Рехина и ключ был от квартиры Леонида на такой непредвиденный случай.

* * *

В отечественную войну до Великогваздёвска враг не дошёл. Не пустил Воронеж. И потому в городе осталось довольно построек ещё и дореволюционных, не говоря о зданиях тридцатых годов. К таким зданиям относился и Серый Дом, спроектированный в конструктивистском стиле, весьма напоминающем гостиницу «Москва», изображенную на этикетке и доныне отличной водки, только немножко меньше. Впрочем, может, и не меньше: вверх Серый Дом поднимался на четыре этажа, и вниз, под землю, уходил на три. Стоял Серый Дом на скальном основании, подземные этажи давались нелегко, но труд в тридцатые был дёшев, охрана да немножко супа Румфорда, вот и все расходы. В войну, согласно легенде, немцы Серый дом не бомбили, потому что в нём год или два работал Гиммлер, набираясь у советских чекистов опыта. Чушь, конечно: Серый Дом был достроен в тридцать восьмом, когда у Гиммлера и своего опыта было уже достаточно. Мог и поделиться.

Дом стоял на земельном участке в два гектара, окруженный регулярным парком, заложенным тогда же, до войны. Какие бы выгодные предложения ни делали предыдущему руководству, тому хватило ума сохранить землю за Серым Домом, а не