Задохнись моим прахом - more_popcorna

Чувство восхищения к самой себе, что ко мне проявляют столько внимания.

Чувство гордости, что я вся такая крутая.

Чувство радости, которым хотелось поделиться со всеми сразу.

Эти чувства усилило еще то вино, что я начала лакать без остановки. Не помню, чтобы я так упивалась им дома. Но видимо Марко был прав: моей душе оно было необходимо.

Пока мы с Роуз сидели и кушали куриный суп с рисом и сыром, успели познакомиться с остальными ребятами.

Ия Красен, единственная девушка со второго этажа, рассказывала нам, как пару месяцев назад убила из ружья целого оленя. Тогда они устроили свой первый пир за эти месяцы. И решили, что теперь это будет традицией каждый раз, когда они будут натыкаться на большую дичь. В этот раз на столе лежали зажаренные кролики. Ребята постарались и содрали с них кожу, чтобы по виду нельзя было определить, что это кролики. Особенно детям, которые вовсю бегали вокруг нас и по-своему радовались жизни.

Ее парень, Итан Уолш, был местным гением. Совсем как мой Джереми. В одной из вылазок он нашел старое радио, которое починил и улучшил. Теперь, перед выходом, ребята ловили новости на местных волнах: нет ли поблизости солдат из «Саузен Пауэр», свободен ли путь до центральной улицы. А по вечерам мы слушали песни, которые крутили на станциях Южного Береллина. Только их нам удавалось ловить.

Не зная, куда забредет этот вечер, я решила достать фотографию меня и Джереми положить к себе под подушку. Тем более те, кто не собирался присоединиться, уже легли спать.

Проходя мимо кровати Роуз, я снова заметила на ней остатки зеркала. Решила на себя посмотреть. Теперь передо мной была не девочка, более-менее миловидная, с длинными, пусть уже и изрядно спутанными, волосами, а какой-то маленький мальчик, который потерял своих родителей-бомжей.

От такого страшного вида у меня навернулись слезы. Суровости придала еще свежая рана на щеке, которую я получила недавно на вылазке. Смотря в этот кусочек зеркала, я пыталась найти еще ту самую Лав, которую часто во мне видел Джереми. Как же он меня теперь узнает в толпе? Да если я к нему подойду, он даже не отреагирует: прогонит, как попрошайку.

Мои негативные мысли, сопровождающиеся тихими всхлипами, прервал мимо проходивший Хьюго Ривер. Видимо возвращался от одного из пациентов и случайно увидел меня.

– А ты чего здесь? – спросил он, – тебя вроде Роуз наверх утащила.

Я не могла ему ответить. Тогда бы он расслышал мой дрожащий голос и шмыгающий нос. Что совсем было непохоже на простуду в такую жаркую погоду.

Хьюго был не только тонко чувствующим эмпатом, но, как мне иногда казалось, и настоящим экстрасенсом. Иначе я никак не могу объяснить то, что он сел рядом со мной и заговорил.

– Да, вам наверное девочкам тяжело расставаться с таким предметом роскоши как волосы.

Он говорил прям как старый дед. Но от этого было даже тепло на душе.

– Сколько таких девочек я видел за все это время… Даже больше скажу: когда ты лежала в коме, у нас было много девочек. И все они, буквально каждый день, стригли друг другу волосы. Все прибывали и прибывали… правда и уходили от нас тоже часто.

Хьюго так говорил, что мне стало просто неприлично все время молчать. Тем более, мы были в такой атмосфере: тишина, темнота… лишь свет со второго этажа хоть как-то освещал наше пространство.

– А кто вообще решил устроить убежище в школе? – наконец спросила я.

– Да ты знаешь, когда все это началось… людям некуда было бежать, кроме как в школу. Тем более она в лесу. В лесу мало кто вел сражения, легко же заплутать среди деревьев. Да и по сравнению с остальными зданиями, именно эта школа не пострадала. А у меня как раз в тот день было дежурство.

Я и представить не могла какого было Хьюго, который вначале ходил по этим местам как простой учитель, а теперь – как единственный врач. От которого зависели жизни многих прибывших.

– А тебе никогда не хотелось отсюда уйти?

– Как же, хотелось. Только пока некуда… везде же идут бои. Говорят, в центре Подесты еще хуже, чем здесь.

– А я думала тебя останавливает врачебный долг.

Он усмехнулся. Я не видела этого, но отчетливо услышала. И представила ухмылку на его лице.

– Лав, я не врач. И никогда им не был. И вряд ли когда-то стану. Просто мои годичные курсы оказания первой помощи помогают сейчас всем. От этого я крутым не стал.

Теперь же я положила ему руку на плечо. И, уже совсем не дрожащим голосом, сказала.

– По мне, так ты самый крутой человек в школе.

Мне хотелось верить, что он тогда улыбнулся. Жаль я не видела. Не в силах больше терпеть эту темноту, мы решили оба подняться. И когда поднялись, то увидели, как вокруг Марко столпились дети.

– Дядя Марко, сыграй нам ту песеньку, – подбежал к нам мальчик.

– Да, сыграй! Пожалуйста, – вместе с девочкой.

Их было не особо много, где-то 7-8. Разных возрастов, но не больше десяти. И на наше счастье, они не особо доставали. Как будто понимали, в каком месте живут. Не исключено, что их к этому готовили с детства. И все вокруг они воспринимали лишь как игру, главной целью которой было выжить и не доставать родителей.

– Хорошо, сейчас сыграю.

Он отложил окорок и достал из-под стола гитару. Все остальные за столом, увидев это, сразу же замолчали и стали затыкать тех, кто уже в пьяном бреду нес какую-то околесицу.

Я не слышала до этого песен Марко. Но, судя по молниеносной реакции остальных, он был тут местной звездой.

Summer has come and passed

The innocent can never last

wake me up when September ends

…

Like my father’s come to pass

Seven years has gone so fast

Wake me up when September ends

…

Here comes the rain again

Falling from the stars

Drenched in my pain again

Becoming who we are

…

As my memory rests

But never forgets what I lost

Wake me up when September ends11

Я слышала эту композицию еще до того, как ее спел нам Марко. Особенно, когда в США произошел ураган «Катрина». Мы тогда хотели съездить с отцом к его родственникам в Алабаму, но слава богу, не успели купить билеты. Тогда все говорили, что песня Билли Армстронга связана с потерей. Его отца, жертв