Жизнь взаймы - Виталий Гладкий

В пятницу, когда они пили утренний чай, Анна Григорьевна, как бы спонтанно, в процессе вялотекущего разговора, спросила:

– Где тебе делали пластическую операцию? И кто?

Вот оно! Ясное дело, она со своим жизненным опытом и немалыми финансовыми возможностями должна была провести проверку, чтобы подтвердить или опровергнуть разные сомнения и подозрения.

Паленый мысленно улыбнулся и подумал: "Проверяй… С этой стороны я чист. Уж не за шпиона ли она меня держит? Проще выставить за дверь приблудного "мужа" или сдать в милицию, чем устраивать всякие дурацкие проверки. Пинок под зад – и все дела".

Он рассказал. В подробностях. Но только о пребывании в клинике. Про свои скитания на свалке и прочем он умолчал, сославшись на провалы в памяти.

"Пусть пошарит среди городских бомжей в поисках концов, – ухмыльнулся Паленый, уже лежа в постели. – У них проще оттяпать за деньги какой-нибудь орган, пригодный для пересадки, чем выдоить достоверную информацию".

Ему хорошо было известно, что бомжей интересовали только сиюминутные проблемы. Бомж жил одним днем, а потому всякие воспоминания, тем более о ком-то другом, у него чаще всего отсутствовали напрочь. Сожженные алкоголем мозги были как решето.

День тянулся словно резиновый. Антошка так и не появился к обеду – наверное, Анна Григорьевна опять забрала его к себе на работу. Паленый, как неприкаянный, слонялся по дому, заглядывая во все углы.

До тренажерного зала он добрался уже после обеда. Обычно Паленый приходил сюда, чтобы позаниматься на тренажерах и поплавать в бассейне.

Включив телевизор – "ящики" были почти во всех комнатах, даже в кухне – Паленый стал на "бегущую" дорожку и полчаса в хорошем темпе перебирал ногами, пытаясь избавиться от надоедливых мыслей.

По телевизору сначала передавали новости, затем короткий концерт группы "Любэ", а потом показали фильм о боевых искусствах. Заинтересованный Паленый, увлекшись созерцанием голубого экрана, едва не свалился с "бегущей" дорожки, сбившись с ритма.

Махнув рукой на свое занятие, он совершенно бессознательно начал вслед за каким-то китайским мастером кун-фу[11]повторять его движения. И с удивлением обнаружил, что у него все получается, как должно.

Это открытие настолько поразило Паленого, что он упражнялся перед экраном на протяжении всего фильма. Многочисленный тао[12]настолько его увлекли, что он погрузился в состояние, близкое к трансу. Какие-то странные, обрывочные воспоминания кружили голову, превращая Паленого в машину для убийства.

Он словно озверел. Перед его мысленным взором мелькали какие-то лица, явно недружеские, кто-то на него нападал, а он бил, бил и бил, руками и ногами, испытывая при этом садистское наслаждение…

Паленый очнулся от наваждения на матах. Они были изорваны в клочья. Он с испугом смотрел на свои руки и никак не мог поверить, что это их дело. Казалось, что над матами поработали когти тигра.

"Мать твою!.. – всполошился Паленый. – Как я все это объясню Анне Григорьевне!?" В этот момент его почему-то больше волновали испорченные маты, нежели внезапно проявившиеся способности в боевых искусствах.

Проблему с матами он решил просто – взял и перевернул их. Они были тяжелыми, поэтому вряд ли Маргоша начнет их ворочать.

Правда, была еще, как уже знал Паленый, приходящая раз в неделю уборщица, которая вылизывала весь дом с подвала до крыши, но он не думал, что у нее повышенное рвение к работе.

Русский человек – не японец; труд у него лишь приложение к более приятным вещам. Поэтому особого усердия от уборщицы, даже если ей платили очень неплохие деньги, ждать не следовало.

Вечером, во время ужина, Анна Григорьевна заявила:

– Завтра суббота и к нам приедут гости. На барбекю.

Паленый промолчал. Он не знал, как реагировать на это сообщение.

– Ты чем-то смущен? – спросила Анна Григорьевна, пытливо глядя ему в глаза.

– Откровенно говоря, да.

– Чем именно?

– Я так понимаю, это твои знакомые…

– Наши общие знакомые, – поправила Паленого Анна Григорьевна. – Знакомые и коллеги по бизнесу.

– Боюсь, что я буду не в своей тарелке. Ведь я никого из них не помню.

– Но тебе ведь нужно как-то адаптироваться к реалиям. Между прочим, я консультировалась с очень известным врачом, доктором медицинских наук, так он сказал, что в принципе амнезия поддается лечению. Иногда хватает одного толчка – например, какого-то яркого впечатления – чтобы все вернулось на круги своя.

– Не думаю, что таким толчком может стать пьянка с шашлыками, – мрачно заметил Паленый.

– Как сказать… – Анна Григорьевна загадочно улыбнулась. – Мозаика складывается из маленьких кусочков смальты. Так же, как лечение амнезии из совокупности мелких раздражителей.

– Это тебе доктор такие умные вещи рассказал?

– Он самый. Кстати, на следующей неделе я записала тебя на прием к нему.

– Зачем?

– Ты ведь хочешь вернуть память?

– Могла бы и не спрашивать…

– Тогда о чем речь. Без врачебной помощи это вряд ли возможно.

– Что ж… наверное, ты права, – неохотно ответил Паленый.

При этом он мрачно подумал: "На кой мне эта память, по здравому размышлению? Кто знает, что скрывается под моей амнезией…"

На этом разговоре ужин и закончился. И опять Анна Григорьевна, как и в предыдущие дни, легла спать одна.

Но теперь она удалялась в свою спальню безо всяких оговорок и извинений, лишь вежливо пожелав ему спокойной ночи. Паленый был только рад этому.

Правда, уже лежа в постели, он подумал "Уж не лесбиянка ли вы, разлюбезная Анна Григорьевна?" Это предположение почему-то вызвало в душе Паленого целую бурю неприятных чувств.

"Что это с тобой, друг ситцевый? – удивился он. – Не все ли равно, с кем спит жена Князева, совершенно чужой тебе человек, и чем она занимается в постели?"

Не все равно, ответило подсознание. Почему? На этот вопрос Паленый решил не отвечать. Ситуация пока была весьма туманной.

Паленый не знал, были у него женщины в прошлой жизни, или нет. Вопрос взаимоотношения полов не интересовал его и в период прозябания на свалке. Лишь в клинике он начал ощущать себя вполне здоровым мужчиной со всеми вытекающими отсюда последствиями.