Последний Герой. Том 10 - Рафаэль Дамиров

— Защищу наших баб. Хотя, знаете… эта Нинель меня бесит. Нинка она, а не Нинель. Какая, к чёрту, Нинель! Вот её бы я сам прибил, гы-гы. Ну или б вдул. Хе…

— Ты опять начинаешь, — сказал я, — следи за языком, Антоша.

— Да ладно тебе, Макс, чё ты. Их тут нет, я так, по-мужски, шучу. Промеж своих. Ну и вообще, — он понизил голос, кивая на топчан у стены, — мне кажется, этот урка сюда вернётся. Ночевать придёт. Надо тут засаду устроить.

Он наклонился ко мне, с заговорщическим видом добавил:

— Короче, ты давай это… организуй сюда ящик пива, чтоб не скучно было. А пистолет свой мне дай. Я покараулю. Чес-слово, урою гада. Не уйдет от Антона Олеговича.

— Угу, — сказал я. — Только сначала проспись. А то шатает.

— Да ладно, — нахмурился Антон. — Я, Макс, даже пьяный лучше любого вашего трезвого опера!

Я промолчал. Аргументировать было бесполезно, потому как в его глазах уже плескалось пьяное геройство, которое всегда кончается бедой.

— Пистолет я никому не дам, — сказал я, — а вот засаду выставить надо, это ты дельно придумал. Только ты на бухлишке, из тебя засадчик, как из стюардессы десантник. Поэтому тут надо другого кого-то выставить. Либо я сам пойду.

При слове «кого-то другого» я многозначительно глянул на Речкина. Он понял мой взгляд, почесал подбородок, где уже пробивалась щетина, и сказал:

— Ну, я, в принципе, могу и покараулить. Только, конечно, ссыкотно как-то. Одному.

— Так я же говорю, — хлопнул себя кулаком в грудь вахтовик, — давай я!

— Нет, ты точно не потянешь. Напьёшься и уснёшь, — сказал я.

— Ну и ладно, ну и пошли вы, — пробурчал Антон. — Мне там в доме ещё лучше, под бочок жену уложу и буду пивко потягивать в тепле.

— Вечером определимся, кто будет караулить смотрителя. А сейчас идём дальше, — скомандовал я.

Мы вышли на улицу, следы уже замело, домик стоял в целине, будто мы перенеслись сюда по воздуху. Снег усилился, ветер швырял колючие хлопья в лицо. Вокруг белая пелена, сугробы до колен, не разберёшь, где дорога.

Мы, проваливаясь чуть не по колено, пошли по кругу, осмотрели ещё раз баню: дверь приоткрыта, но внутри никого нет. Потом заглянули в хозпостройки: дровяник, сарай, навес с машинами. Везде тихо, ни следа, ни движения. Только снег сыплет без конца, и это неслышное падение усиливает гнетущее чувство, будто весь этот дом в лесу замер, затаился, как зверь в засаде, и ждёт, когда кто-то из нас ошибётся.

Мы пошли дальше, разбили стекло в передней пассажирской двери у машины Кожевникова. Разблокировали замок, заглянули внутрь — пусто.

— Пошли, осмотрим прорубь, — сказал я.

От машин направились к озеру. Прорубь уже затянуло тонкой коркой льда и слегка припорошило свежим снегом. Но там, где начинался гладкий лёд, ветер выдул поверхность до блеска, и очертания прямоугольной проруби читались отчётливо, ровно, как по линейке. Прямоугольник, будто чья-то могила.

Я присел, провёл рукой по льду. Никаких следов крови, ничего, кроме наледи. Да если и были следы, снег всё прикрыл, припечатал. Слишком поздно мы пришли.

— Тут всё, как в морге, — пробормотал Речкин. — Тишь да благодать…

— Не нравится мне это место, — сказал я. — Странное оно.

Чуть поодаль, ближе к берегу, я заметил сугроб. Из него торчала палка, а к ней был привязан чёрный полиэтиленовый пакет. На ветру он трепетал, как флаг.

— Это что за хрень? — спросил я больше сам себя, чем спутников.

Те пожали плечами, вид у обоих был недоумевающий. Ничего похожего вчера, когда я ходил сюда с Нинель, тут не было.

Мы подошли ближе. Внутри пакета оказался свёрток, туго перевязанный скотчем. Я достал нож, разрезал ленту и аккуратно развернул полиэтилен. Внутри оказался смартфон. Экран разбит, но корпус цел.

— Ох, бляха-муха, — выдохнул Антон. — Опять телефон!

— Чей? — спросил я.

— Это Кожевникова, — сказал Речкин, — он же нас вчера фоткал, помнишь, говорил, что камера у него топовая? Я запомнил аппаратец.

— На хрена он их тут раскидывает? — хмыкнул Антон. — Что показать хочет?

— Что-то хочет, — кивнул я, — только вот, что именно?

Мы переглянулись. Ветер налетал порывами, швырял в лица ледяную крупу. Я попытался рассуждать вслух:

— Так… первый телефон мы нашли у трупа. Этот — здесь. Значит…

— Значит, и тут кто-то сдох, — вставил Антон.

— Верно, — сказал я. — Если он повторяет схему, труп где-то рядом.

— Где? — оглянулся Антон. — Снегу по колено. Вон тут, что ли, валяется?

Он пнул ногой сугроб, показательно. Снег разлетелся белым пухом.

— Ни хрена тут нет.

— Тащите лопату, — сказал я. — Проверим.

— Да брось ты, Макс, — отмахнулся Антон. — Чё за гон? Думаешь, кто-то в сугробе лежит? Тут снег хоть и глубокий, но не настолько, чтобы мужика спрятать.

— Я думаю, — сказал я, беря в руки палку с обледеневшим концом, — что он не в снегу.

Палка была промёрзшая, один её край в наледи, другой чистый, как будто недавно держали в руках. Я поднял взгляд и заметил, что Антон и Речкин уставились на меня.

— Макс, — сказал тихо Речкин, — а чего у тебя на палке?

Я опустил взгляд. На чистом конце, между обледенелыми прожилками, темнело пятно. Коричневатое, густое и застывшее.

— Кровь, — сказал я. — И вот еще на другом конце… Волоски. Волокна, как с тех варежек.

Глава 13

— Что это? — присмотрелся Речкин и потянулся, чтобы взять у меня палку из рук, а потом ещё повертел перед глазами.

— Волокна, похожие на собачью шерсть, — я глянул на Антона пристально и испытующе. Вахтовик поёжился и нахмурился. — Ничего не хочешь пояснить, Антоша?

— Ты что, Максим, — пробурчал он, — ты на что намекаешь? Что я эту палку сюда воткнул, телефон подвесил? Ха! С дубу рухнул? На фига бы мне уперлось?

— Я ни на что не намекаю, — ответил я. — Просто констатирую факты. Где твои варежки, Антоша? Покажи-ка мне их.

— Да пожалуйста, на, смотри! — воскликнул он, сунул руки в карманы, хотел вытащить, но застыл. — Стоп…

Он похлопал по карманам, проверил ещё раз, потом в куртке, в штанах. Щупал себя по груди, будто надеялся, что варежки вырастут из воздуха.

— Бляха-муха, — выдохнул вахтовик. — Нету варежек. Сп****ли.

— Или сам выбросил, — зло сказал Речкин.

— Э! Чё, обурел, что ли? — рыкнул Антон. — С хрена ли я их выбросил? Знаешь, какие они тёплые?

— Чтобы скрыть следы, — спокойно заметил Речкин.

Тимофей смотрел на него, сжав губы. Вахтовик завёлся, лицо его покраснело.

— Ни хрена я не выкидывал! Мужики, зуб даю! — он добавил пару крепких словечек, чтобы мы