Предателей не прощают - Сергей Дмитриевич Трифонов

– Я всё умею делать, – с вызовом сказала Маша, – но ничего делать не буду. У меня высшее образование, я специалист в области английской лингвистики и программного обеспечения, и ехала я сюда не для того, чтобы батрачить на вашей ферме.

Ксантия лукаво улыбнулась и с минуту помолчала, давая возможность Маше остыть. Поставив перед Марией вазу со сливами, абрикосами, мандаринами, глиняную плошку с очищенными грецкими и миндальными орехами и подлив в чашки кофе, Ксантия сказала:

– Муж очень упрям, он не вернёт тебе документы, пока ты не отработаешь хотя бы год. Бежать тебе некуда без документов, полиция задержит, будет суд за незаконное проживание на Кипре, тюрьма и лишь потом выдворение с острова. Хотя Кипр пока не входит в Шенгенскую зону, но твою фамилию занесут в чёрный список, и ты не сможешь посетить ни одну из шенгенских стран. Послушай, а готовить ты умеешь?

– Я всё умею, – повторила Мария уже не так агрессивно.

– Отлично! В нашей семье, кроме нас с мужем, ещё три дочери. Старшая Селена, ей двадцать пять, учится в Греции, в Афинском университете, на врача. Ей ещё год учиться. Она редко приезжает. Средняя Талия, ей восемнадцать, учится в школе, ей тоже год остался, живёт с нами. Младшей Эрис двенадцать лет. Значит, нас четверо и двадцать работников. Готовлю на всех я, изредко помогает Талия, но она ленива и неряшлива. Толку от неё никакого. Младшая отдыхает в международном детском лагере на Родосе, вернётся только к сентябрю. Вот мы с тобой вдвоём и будем готовить на всю ораву из двадцати четырёх человек. А! Согласна?!

– Согласна, – буркнула в отчаянии Маша.

12

Началась чёрная полоса в жизни Марии Кузьминой. Каторжная работа на ферме в горной кипрской деревне изматывала. Вставать приходилось в пять утра, пешком идти три километра к летней кухне, стоявшей у барака, где жили рабочие, накачивать из колодца воду во все ёмкости, растапливать дровяную печь, варить на всю ораву кукурузную мамалыгу и кофе.

К половине восьмого на стареньком «Форд F-350» приезжала хозяйка и выкладывала на длинный сбитый из неструганных досок стол свежеиспеченные большие круги хлеба и булочки, а в холодильник – головки домашнего овечьего сыра и куски замороженной баранины.

Из барака выползали восемнадцать заспанных мужчин и две женщины с неприветливыми, хмурыми, чёрными от загара лицами, умывались из металлических ёмкостей с кранами, молча ели, пили кофе, разбирали инвентарь и расходились по своим объектам. Никто ни с кем не здоровался. За весь завтрак услышать можно было лишь несколько фраз: «подай хлеб», «налей кофе», «добавь каши»… «Ну, прям, как в тюрьме, – думала Маша. – Зомби какие-то».

После завтрака она мыла посуду, вытирала её досуха, расставляла по полкам, вновь накачивала воду, таскала из дровяника дрова к печке. Ксантия не ограничивала Машу в выборе блюд для работников, ей было всё равно, чем они будут питаться, лишь бы с голоду не померли. А если и будут чем недовольны, вина всегда ляжет на Марию. Прежняя повариха, молодая румынка, отказалась готовить и теперь работала на прополке кукурузы и бахчевых.

Ответственная Маша старалась. И не потому, что боялась осуждения, просто ей было интересно готовить и хотелось, чтобы эти уставшие батраки, работавшие под злым южным солнцем, были сыты и довольны. Продуктов же Ксантия выделяла мало, жадничала, подбивала Машу больше использовать овощей, бобов, муки. Маша и изворачивалась, проявляя творчество и русскую смекалку.

Привозимую баранину и мясо кур она делила на части таким образом, чтобы хватило на всю неделю и на первое и на второе. Кстати, о первом. На Кипре, как во всех южных странах, обеды на первое и второе не делили. Были салаты и главное блюдо. Супы иногда готовили, но как основное блюдо. Маша завела за правило – первое обязательно. Вот из-под её рук и пошли овощные супы с поджаркой на бараньем бурдючном жиру, густые супы из фасоли, картофеля и сельдерея, харчо, суп-пюре из тыквы и домашнего сыра, гороховые супы с разными вариантами душистых трав, острые супы из томатов, перцев и бобов… Благо, кругом было полно дикорастущих орегано, мяты, петрушки, базилика…

На второе она готовила рагу из баранины и рагу из овощей, печёные баклажаны, рулеты из кабачков с сыром, лепёшки с фасолью, кабачковой икрой и рублеными фруктами… Салатов же было множество. На файв оклок пили чай с лепёшками, а на ужин Маша готовила рис с овощами, картофельные драники, пекла оладьи… Но кто-то подъедал и остатки обеда.

Работники повеселели от такого разнообразия пищи, некоторые стали Машу благодарить, помогать по мелочам, пытались вызвать на разговор. Только женщины – румынка и молдаванка – оставались неприветливыми, а, может, просто ревновали.

Особые знаки внимания исходили от молодого долговязого болгарина Радко, худого, жилистого, сутуловатого. После ужина он помогал Марии мыть посуду, накачивал воду, провожал её до дому. С ним было легко, он сносно говорил по-русски, рассказал обо всех работниках и работницах, поведал и свою историю. Собственно говоря, такую же типичную для всех обманутых, как и Мария. Радко, сельский парень из-под Бургаса, после банкротства сельскохозяйственного кооператива, где он работал на пресс-подборщике, уехал на Кипр по найденному в Интернете объявлению и попал в рабство к Христосу Теодору. Здесь он уже третий год, работает на тракторе, скопил немного денег, часть из них отправляет в Болгарию матери.

– А почему вы все не обращаетесь в полицию? – спросила Маша. – Это же форменное беззаконие! Это же рабство!

– Ты, Мария, здесь недавно и ещё не изучила кипрских порядков. Здесь такая коррупция, что вам в России и не снилась! Хозяин всегда выйдет сухим из воды, а нас упекут в тюрьму. Даже если он и вернёт паспорта, у большинства просрочены визы, а миграционные законы здесь суровые.

Однажды, проводив в темноте Машу до дома, Радко обнял её и попытался поцеловать. Маша отвесила такую оплеуху, что звон в голове парня стоял до утра. После этого они остались друзьями.

Пролетели жаркое лето, тёплая осень. Наступила холодная, ветреная зима; дожди чередовались со снегопадами; горные дороги и тропы обледенели, превратились в катки. Маша купила в сельском магазине на свои, привезённые из России, деньги пару свитеров, тёплые носки, утеплённые снегоступы и прочные ботинки, пуховую куртку. Ксантия привезла ей из Лимассола несколько пар колготок и тёплое бельё, шерстяные перчатки. Но в доме по ночам она мёрзла. В спальне не было никакого отопления, и Ксантия, жалея девушку, поставила там электрообогреватель, маломощный, нагоняющий температуру