Полное погружение - Сергей Александрович Васильев

в Корабельной бухте. С противоположной стороны по ходу движения берег резко поднимался вверх на высоту пятиэтажного дома, скрывая за крутым склоном Корабельную слободку. Проезд между естественной природной и рукотворной кирпичной стеной представлял собой узкую, немощёную дорогу, по обочинам которой размещалось всевозможное содержимое корабельных трюмов и портовых складов: старые бакены, толстые канаты, свёрнутые в аккуратные бухты, разнокалиберные цепи и якоря, рыболовные сети, верёвочные лестницы, огрызки рангоута, чугунные чушки, рельсы, железки непонятного предназначения разной степени заржавленности, тележные колёса и тюки сена.

Грохот от перемещения по разбитому в хлам проезду, дополняемый цокотом копыт и жалобными звуками, издаваемыми всеми сочленениями коляски, не давал возможности нормально говорить, не повышая голос. Кроме того, на ухабах пролётку безжалостно подбрасывало и болтало. Приходилось держаться обеими руками за поручни, чтобы случайно не выпасть из высокого, неустойчивого транспортного средства. Местные кабысдохи с радостным лаем встречали и провожали коляску, норовя укусить её за сверкающие спицы. Попробовав пару раз в таких суровых условиях начать разговор, Вася прекратила бесполезные попытки выяснить хоть что-то и дожидалась более подходящего момента для объяснений.

К счастью, квест с преодолением препятствий на гужевой тяге быстро закончился, и под колесами потекло более укатанное дорожное покрытие. Справа по ходу движения перед Василисой открылись доки со стоящими в них военными кораблями. Вытащенные на берег, открывшие свою субаквальную погружаемую часть, по размерам не уступающую надводной, они выглядели пугающе монументально, став на голову выше своих собратьев, притулившихся у причальных стенок в ожидании своей очереди на докование.

«Сколько же их тут!» — удивилась Василиса, разглядывая уходящие вдаль ряды военных кораблей, не имея представления об их предназначении и сортируя по признаку: «маленький», «большой», «огромный».

По мере приближения к докам, все чаще мелькали военные мундиры. Появилась комендантская инфраструктура: караульная будка у входа на территорию порта, где стоял солдат с ружьём; коновязь, возле которой, отгоняя мух, яростно мотали головами и размахивали хвостами пять лошадок. Суетились коневоды. Прогуливались полицейские. Десяток матросов, в колонне по два, шествовали по своим делам под командой преисполненного важностью унтера. Спешили по делам мастеровые с деревянными лотками, из которых выглядывал любовно уложенный инструмент. Офицеры неторопливо выходили из брички, отряхивая свои, идеально отглаженные черные мундиры.

При виде этого пятачка создавалось впечатление, что в Севастополе вообще не живёт никто, кроме военных моряков и некоторого количества штатских, необходимых исключительно для обеспечения работоспособности порта и верфи.

Дорога пошла под уклон, и езда в ландо стала напоминать Васе американские горки. Крепко держась за выступающие части резвой колесницы, Василиса с удивлением поглядывала на свою спутницу. Казалось, эти покатушки не доставляли ей никаких неудобств. Прямая спина не касалась спинки коляски, подбородок приподнят, и только рука, обхватывающая поручень, была напряжена.

— Ноги надо убрать под себя и подпружинивать на ямках, — пояснила дама, заметив Васины мучения.

— Спасибо, — кивнула Стрешнева и замялась.

— София Федоровна, — представилась она, — но можно просто Софи…. Прошу прощения, не было возможности представиться, всё так быстро произошло…

Василиса скопировала позу попутчицы, почувствовав себя устойчивее и уютнее.

— Благодарю Вас, София Федоровна, — выразила Вася искреннюю признательность своей спасительнице.

Перескочив через переезд, пролетка тем временем выехала на привокзальную площадь. В прошлой жизни Вася успела побывать только на севастопольском вокзале и в пафосной гостинице, название которой не запомнила. Тогда она выгрузилась из поезда разобранная и потрёпанная, но вокзал прекрасно запомнила и поэтому… сегодня его совсем не узнала. Вместо строгого, но скромного светло-серого здания под зеленой крышей, в 1916-м году она увидела ослепительно-белокаменное произведение искусства с высокими арочными окнами и четырехгранными башнями над каждым входом, увенчанными крепостными зубцами. Давным давно папа Васе рассказывал о квадратных мерлонах. Это означало, что за стенами дворца притаились гвельфы. Если мерлоны были выполнены в виде «ласточкиного хвоста», то за стенами сидели гибеллины. Кто такие гвельфы и чем они отличаются от эльфов, Василиса так и не выучила, но сегодня, взглянув на архитектуру железнодорожного вокзала, решила, что обязательно узнает побольше об этих сказочных существах.

На вокзальной площади собралось превеликое множество разных транспортных средств, больше всего — конных тарантасов. Одни выстроились в очередь, совсем как таксисты, другие стояли у коновязи — длинного бревна, лежащего на сваях, отполированного многими руками, вожжами и уздечками.

В сторонке от толп конно-тяглового транспорта, около клумбы, одинокой белой вороной притулился севастопольский трамвай, даже отдаленно не похожий на своих потомков XXI столетия. На небольшой тележке, напоминающей дрезину, полтора на два метра с хвостиком, стоял румпель управления вагоновожатого и четыре скамейки, такие же, как ставят для отдыха в парках. Вся эта конструкция укрывалась покатым полукруглым навесом на тонких металлических стойках и венчалась совсем невысокой штангой, цепляющейся крючком на провода.

Но центром всеобщего внимания было не чудное электро-рельсовое творение и не гужевое разнообразие, а совсем небольшой, но безумно хорошенький автомобильчик, припаркованный на самом видном месте — напротив входа в зал ожидания. Шикарный бежевый фаэтон с вызывающе роскошными сиденьями из красной кожи невольно привлекал взгляд, как красавица модельной внешности посреди коровника. Помпезности харизматичному образу автомобиля добавляли отдраенные до зеркального блеска ручки переключения скоростей, целых четыре фары, высокий вал рулевого колеса и умилительная бибикалка, завернутая улиткой под правую руку шофёра.

Сам водитель, преисполненный важности военный моряк, сидел на своем сиденье, как падишах на троне, и смотрел на любопытствующую толпу скучающим взглядом пилота звездолета, случайно заглянувшего на плохо развитую планету и вынужденного мириться с навязчивым вниманием диковатых аборигенов.

Василиса вывернула голову, стараясь рассмотреть этот образец чудо-техники, к которой она была неравнодушна со времен своей гаражной эпопеи. Тогда в мастерских у механиков она честно прошла все ступени посвящения — от косорукого созерцателя-падавана до всеми признанного мастера-ломастера, допущенного к реставрации раритетов. Ей показалось, что морячок перехватил её взгляд и подмигнул в ответ, но коляска сделала ещё один поворот и покатилась далее вдоль бухты, оставив за кормой пролётки привокзальную площадь и её обитателей.

Ещё один подъём, поворот налево, в горку, направо… Любой город, расположивший свои улицы на холмах, да ещё и разделённый водным пространством, является мукой для туристического освоения, ибо никогда не виден весь целиком, а сложить мозаику из отдельных картинок могут «не только лишь все», как говорил один косноязычный вороватый и недалекий политик Северного Причерноморья в начале XXI столетия.

«Надо просто запомнить, где какой храм находится и как называется, по ним ориентироваться проще всего,» — подумала Василиса, разглядывая шпили с крестами, вздымающиеся