Полное погружение - Сергей Александрович Васильев

Мирский не был уверен, что у него получится. В жизни он ни разу не играл героев с подобной проблемой, но амнезия должна выглядеть настолько реальной, чтобы никто не усомнился в диагнозе. Он не предполагал, сколько продлится эта игра, но был уверен: пока он знает, что «забыл», у него есть шанс. Главное — не перепутать последовательность «воспоминаний».

«Приготовиться! Мотор! Поехали!» — скомандовал он себе и сразу же нарушил свою установку, замерев от удивления. «А она здесь откуда?»…

* * *

В ожидании продолжения предлагаю почитать новые главы книги «ПЁТР ТРЕТИЙ» (попаданец, АИ, фантастика)

1742 год. Современный профессор в облике юноши — будущего Императора Петра Третьего. Век пара и техники. Интриги, заговоры, войны и «Золотой век Российской Империи» — https://author.today/work/403640"

Глава 26

Лазутчик Вася

«Незнание об опасности ведет к массовому героизму!» — наставлял мобилизованных студентов на путь истинный самый опытный и пожилой боец донецкого полка мобрезерва, ветеран ополчения аж с 2014 года. Его имени и фамилии Василиса не знала, привыкла, что все обращались друг к другу по позывным. Вот и этого мудрого человека, верного товарища и наставника, все называли «Слон», хотя тянул он на скромного серого ослика — маленького, но выносливого, заботливого до умиления и упрямого до тошноты… Отсутствие рядом такого человека сейчас Василиса ощущала буквально физически, точно так же, как и недоступность смартфона, где можно всегда найти ответы по любому запросу и выстроить маршрут. Не было у Васи ни наставников, ни справочника, ни даже завалящего компаса. Всё сама. Единственным руководством оставалась её отличная фотографическая память, аккуратно записавшая на подкорку путь с Петей от госпиталя до дома. Сегодня Васе предстояло проделать обратное путешествие.

Обласканная летним утренним солнцем, Аполлоновка окончательно проснулась и нехотя принялась за будничные дела. Рабочий люд, одетый кто во что горазд, сосредоточенно спешил на работу, неся в руках инструменты, мешки, ящики с товаром, а кто и торговый лоток со съестным. Со всех сторон мелькали люди в самотканных хлопчатобумажных рубахах цвета «вырви глаз», «пеструхах-голошейках», в льняных просторных туниках и блузах, длинных косоворотках навыпуск поверх штанов, подпоясанных узеньким тряпичным поясом, кушаком или кожаным ремнем. У некоторых франтов поверх рубах — кичливые безрукавки длиной до талии, застёгнутые на медные или деревянные пуговицы, реже — лето все таки — суконные тужурки и твидовые пиджаки. Что удивительно, ни одной непокрытой головы. Всюду картузы, кепки-восьмиклинки, фуражки-капитанки, черные или темно-синие, с черной муаровой лентой вокруг околыша, с лакированным козырьком и таким же ремешком. Меж них попадались фетровые шляпы, кожаные кепки и совсем непонятные головные уборы, похожие, по мнению Васи, на панамки.

Вся эта пролетарская рать пылила по вытоптанным улицам, взрыхляя землю сапогами, ботинками, чунями и даже лаптями, что Васю впечатлило особенно.

Женщин в людском утреннем потоке было мало: одна на десять, а то и на двадцать представителей «мужеска пола». Почти все одеты в парки — сарафан или юбку с кофтой из одинаковой льняной или ситцевой ткани, на голове — платочки. Некоторым второй платок прикрывал плечи.

Стрешнева порадовалась, что никак не выделяется из этой разноцветной массы, и мысленно поблагодарила бабу Груню за платье и косынку, такую же, как у большинства спешивших на работу хозяюшек.

Просочившись под старым, не действующим акведуком, арки которого большей частью были приспособлены под непритязательные домишки, людские ручейки сливались в реки и направлялись к церкви, возвышающейся над приземистыми зданиями, подобно маяку над кораблями.

В гомоне толпы Василиса услышала, как сзади подкрался и подал голос еще один символ начала ХХ века. Паровоз, словно оживший динозавр стального века, выплыл из-за поворота, наполняя воздух характерным шипением пара и неторопливым стуком колес на стыках рельсов. Он был совсем небольшой, всего по два колеса с каждой стороны, но очень деловой и серьезный, строго осматривающий окрестности большой лупоглазой фарой. Машинист в фуражке что-то кричал из кабины, возможно, приветствие или предупреждение. При этом его лицо, черное от копоти, лучилось чувством собственного величия, как у человека, обладающего некими сакральными знаниями, позволяющими управлять таким красивым и солидным чудом техники.

В тендере за паровозом возвышались черные горы угля. Они переливались в лучах утреннего солнца, как драгоценные камни. Ветер заигрывал с угольной пылью, поднимая её в воздух легкими облачками, смешивая с белесым дымом из трубы.

За тендером следовали открытые платформы, груженные всем, что только можно вообразить. Деревянные ящики, перевязанные крепкими веревками, техника, прикрытая парусиной, штабеля шпал, чугунные болванки и даже несколько лошадей, испуганно косящих глазом на толпу и нервно перешагивающих с ноги на ногу.

Паровоз двигался неторопливо, раздвигая толпы людей, спешащих на работу. Его колеса отсчитывали свой особый такт, который многократно отражался от двухэтажных хозяйственных построек и казарм, превращаясь в какофонию ритма и шипения.

Василиса проводила состав восхищенным взглядом, пожалев, что не может залезть на площадку и составить машинисту компанию. В ее мечтах с детства жила хотелка — научиться управлять двигателем внешнего сгорания или хотя бы понаблюдать за священнодействием его управления.

Пропустив паровоз, толпа плотно за ним сомкнулась, растекаясь у Митрофаньевского собора на два неравных потока. Большой поворачивал налево, к сухим докам и Лазаревскому адмиралтейству, меньший — направо, на Павловский мыс, где как раз располагался морской госпиталь.

Василиса была рада, что вместе с ней в нужном направлении свернуло большинство женщин, а значит, подходя к цели, она не будет выглядеть одиноко и привлекать излишнее внимание.

Несмотря на вчерашний сумасшедший день, беспокойную скомканную ночь, шагалось и дышалось Василисе легко. Мимо с грохотом катились и пылили пролетки, нукали извозчики, цокали копыта лошадей, вдалеке звенели трамваи. В какой-то момент Стрешнева вдруг подумала, что она чувствует себя дома, а не в гостях. Странное ощущение, неожиданное. Она ловко маневрировала в толпе. Всё шло по плану, но по мере приближения к госпитальным зданиям, её сердце билось чаще, волнение усилилось, а уверенность улетучилась. Легко сказать: пойти и предупредить! Как она найдет Мирского? Кто она и зачем ей морской офицер? Она даже не знала, как Дэн представился, и представился ли вообще.

Впереди возвышалось величественное здание госпиталя с симметричным фасадом, колоннами, а у входа — часовой. Он оглядывал входящих, что-то спрашивал, кивал и только потом пропускал внутрь медицинского святилища. Но дело было даже не в часовом. В здание входили и выходили