Шрам: Легионер - Сим Симович

бар в арабском квартале — парадокс, но там дешевле, грязнее, анонимнее. Арабы шарахались от него, узнавали легионера по походке, взгляду, шраму. Плевали вслед, матерились, бросали камни когда спина повёрнута. Но не нападали открыто — легионеры опасны, даже пьяные, даже одинокие. Инстинкт самосохранения работает.

Там встретил Ляха. Бар подвальный, душный, прокуренный. Легионер сидел в углу, пил водку дешёвую, смотрел в стену. Шрам сел рядом, не спрашивая, заказал своё. Молчали минут десять. Потом Лях сказал по-французски с акцентом польским:

— Легион?

— Легион.

— Откуда?

— Мали.

— Срок?

— Закончился. Вчера.

— Продлеваешь?

— Не знаю.

Молчание. Лях налил водки в два стакана, толкнул один Шраму. Выпили одновременно, не чокаясь. Водка жгла горло, желудок, но тепло приятное, знакомое. Лях налил ещё.

— Я подписал, — сказал тихо. — Пять лет. Уезжаю через неделю. В Обань сначала, потом куда пошлют.

— Зачем? — Шрам спросил автоматически, хотя не интересовался.

— Польша говно. Безработица, бедность, безнадёга. Легион хотя бы платит, кормит, даёт цель. И если умру — быстро, не от водки и нищеты медленно.

Логика железная, циничная, честная. Шрам кивнул, понял. Многие приходят по тем же причинам — бегут от нищеты, прошлого, себя. Легион принимает всех, не спрашивает откуда, зачем, что натворил. Даёт новое имя, новую жизнь, новую смерть. Честный контракт — служишь, тебя кормят и учат убивать. Потом или умираешь, или живёшь с грузом мёртвых. Справедливый обмен.

Пили до полуночи. Говорили мало, отдельными фразами. Лях рассказал про Варшаву, фабрику, долги, побег. Шрам молчал про себя, только кивал. Не запомнил лица Ляха — размыто алкоголем, не интересно, не важно. Только кличка осталась в памяти — Лях. Поляк. Очередной потерянный, нашедший дорогу в легион. Через год будет в Мали, или Чаде, или Джибути. Через два — может мёртвый, может живой, может такой же надломленный.

Разошлись под утро. Лях пошёл к вокзалу, ночевать на скамейках. Шрам пошёл куда глаза глядят — улицы пустые, дождь перестал, воздух сырой, холодный. Шатался, но шёл прямо. Алкоголь в крови, но рефлексы острые, инстинкты бдительные. Легионер пьяный опаснее гражданского трезвого. Мышечная память, годы тренировок, сотни боёв — не стереть водкой и виски.

Гетто. Арабский квартал, трущобы, гнилое сердце Марселя. Граффити на стенах, мусор в канавах, запах мочи и гнили. Огни тусклые, редкие, опасность густая. Нормальные люди сюда не ходят, особенно ночью, особенно белые. Только наркоманы, проститутки, бандиты. И пьяные легионеры, блуждающие без цели.

Переулок узкий, тупиковый. Шрам вошёл автоматически, не думал куда, просто шёл. Остановился у стены, достал сигарету, прикурил. Руки дрожали немного — алкоголь, усталость, холод. Затянулся, выдохнул дым, закрыл глаза.

Голоса за спиной, арабские, быстрые, злые. Шаги, шесть человек, может семь. Окружают. Стандартная тактика — отрезать от выхода, прижать к стене, ограбить, избить, убить если сопротивляется. Шрам открыл глаза, развернулся медленно, посмотрел на них.

Семеро. Алжирцы молодые, лет двадцать — двадцать пять. Спортивные куртки, кроссовки, бейсболки. Ножи в руках — длинные, кухонные, уличные. Глаза горящие — наркотики, адреналин, злоба. Главарь впереди, широкоплечий, борода короткая, нож держит правильно, остриём вверх. Остальные позади, полукругом, перекрывают отступление.

— Эй, легионер, — главарь по-французски, акцент магрибский. — Заблудился? Это наша территория. Платишь за проход или платишь кровью.

Остальные смеялись, матерились, размахивали ножами. Стандартное запугивание, театральное. Привыкли к жертвам испуганным, слабым. Не привыкли к легионерам.

Шрам стоял у стены, сигарета в зубах, руки в карманах. Лицо спокойное, равнодушное. Внутри — пустота, холодная, безразличная. Не страх, не злость, не адреналин. Просто пустота. Семеро бандитов с ножами — не угроза, не проблема. Просто препятствие. Устранить. Рефлекторно. Профессионально.

Правая рука вышла из кармана — нож боевой, лезвие пятнадцать сантиметров, сталь чёрная, заточка опасная. Легионерский нож, с базы, забыл вернуть. Или не забыл. Подсознательно взял, чувствовал что пригодится. Левая рука тоже вышла — наган старый, царский, семизарядный, с глушителем самодельным. Трофей из Банги, снятый с мёртвого боевика, пристрелянный, надёжный. Легионеры собирают трофеи, хранят, носят. На память, на удачу, на случай.

Главарь увидел оружие, усмехнулся:

— Ого, легионер пришёл воевать! Думаешь нож и пистолет испугают? Нас семеро, ты один, пьяный!

Шрам затянулся последний раз, выплюнул сигарету, шагнул вперёд. Быстро. Резко. Профессионально.

Главарь не успел среагировать. Нож вошёл под рёбра, скользнул вверх, разрезал диафрагму, легкое, вышел через спину. Главарь охнул, глаза широкие, удивлённые. Шрам выдернул нож, ударил локтём в лицо, сломал нос, главарь упал. Развернулся, второй алжирец справа, замахивается ножом. Шрам парировал, отвёл удар, вошёл в клинч, всадил нож в горло, провернул, вырвал. Кровь хлынула фонтаном, горячая, липкая. Второй упал, захлёбывается, дёргается.

Третий и четвёртый атаковали одновременно, слева и справа. Шрам присел, увернулся от ножа слева, выстрелил в упор в четвёртого — наган кашлянул тихо, глушитель работает, пуля в живот. Четвёртый согнулся, завыл, схватился за рану. Третий успел порезать, лезвие скользнуло по рёбрам, неглубоко, бронежилета нет, кровь потекла. Шрам развернулся, ударил ногой в колено, треснула кость, третий рухнул, Шрам добил выстрелом в затылок. Наган кашлянул второй раз.

Пятый побежал, испугался, бросил нож, рванул к выходу из переулка. Шрам выстрелил в спину, два раза, методично, спокойно. Первая пуля в позвоночник, вторая в почки. Пятый упал, пополз, оставляя кровавый след. Застонал, заплакал, умолял:

— Не убивай, пожалуйста, пожалуйста, я ничего не сделал, не хотел…

Шрам подошёл, наступил на спину, придавил. Выстрелил в затылок, в упор. Мозги брызнули на асфальт. Тишина.

Шестой и седьмой замерли, ножи дрожат в руках, лица белые, глаза испуганные. Пятнадцать секунд — пятеро мёртвых, один умирающий (главарь с ножом под рёбрами, захлёбывается кровью). Двое живых, парализованы страхом.

— Бежать, — сказал Шрам тихо, по-французски, голос ровный, безэмоциональный. — Или умереть. Выбирайте.

Они побежали. Бросили ножи, рванули из переулка, орали, спотыкались, исчезли за углом. Шрам не стрелял. Устал. Бессмысленно. Пусть живут, расскажут кому надо — легионеров не трогать. Урок полезный.

Переулок тихий, мёртвый. Пять трупов на асфальте, лужи крови расплываются, смешиваются. Главарь ещё дышал, хрипел, умирал медленно. Шрам подошёл, посмотрел на него — глаза мутные, рот в крови, руки прижаты к ране. Жить будет минут пять, может десять. Мучительно.

Наган к виску. Выстрел. Шестой. Милосердие.

Тишина опустилась тяжёлая, давящая. Дождь начался снова, мелкий, холодный. Капли барабанили по трупам, смывали кровь, разбавляли лужи. Шрам стоял посреди переулка, нож в одной руке, наган в другой.