Орден посвященных - Сергей Соболев

После переговоров по закрытой линии со своим столичным начальством Белицкий в срочном порядке вызвал на рандеву Сергея Сотника. Тот приехал на явку УЭП с небольшим опозданием — по дороге «жигуленок» едва не издох, но после изрядной порции уговоров и проклятий все же «согласился» доставить седока на улицу Грига.

Белицкий ожидал его один в опустевшем к концу рабочего дня офисе турагентства «Янтарный берег».

— Сергей, я забираю тебя у Паламарчука, — сказал начальник УЭП, обменявшись с Сотником крепким рукопожатием. — Решение согласовано всеми сторонами, приказ будет подписан уже завтра утром.

— Ну наконец-то, — обрадовался известию Сотник. — Притомился я в уголовке, переберусь к вам с а-аграмадным удовольствием.

— Это еще не все, Михалыч. — Белицкий невольно улыбнулся. — Я только что по телефону общался с Мордвиновым. Касательно тебя есть две новости, и, представь себе, обе хорошие.

Он разлил по рюмкам пахучий дагестанский коньяк.

— Во-первых, тебе присвоили подполковника. Поздравляю тебя, дорогой, от всей души... Вот за это и выпьем.

Спустя короткое время Белицкий вновь наполнил рюмки.

— А во-вторых, с настоящего момента с твоим агентурным прошлым покончено. Твое московское начальство упиралось, однако Мордвинов решил вопрос в нашу пользу. Так или иначе, но ты работал на нас все эти годы, а система двойного подчинения лишь создавала помехи. Опять же в плане конспирации были неудобства, а теперь в управлении у тебя будет свой кабинет, рядом с моим...

Нельзя сказать, чтобы прозвучавшие новости были из разряда неожиданных, но Сотник все равно не смог сдержать довольной улыбки.

— Бог троицу любит, Станислав Романыч, — он кивком показал на опустевшие рюмки. — Продолжим обмен хорошими новостями?

— Придется отложить празднество до лучших времен, — лицо Белицкого стало серьезным. — Отметим, конечно, по всей программе. Но сейчас давай потолкуем о деле.

На столе ароматным парком курились две кружки крепчайшего свежезаваренного чая. Сотник, придвинув стул, уселся напротив Белицкого. Дружно задымили сигаретами. После небольшой паузы начальник УЭП обозначил тему предстоящего разговора:

— Андрей Бушмин. А точнее, события второго мая. У тебя был кратковременный контакт с Бушминым во второй половине дня. Вот об этом мы сейчас и будем с тобой толковать.

Сотник подавил тяжелый вздох:

— После сладкого полагается клистирная трубка. Я так и знал, что та история добром для меня не закончится... Будет проводиться служебное расследование?

— Нет, — Белицкий медленно качнул головой, — расследования не будет. О случившемся знают только трое: ты, я и Сухотин.

— А Мордвинов?

— Его я пока не стал информировать. У меня к нему была одна просьба, имеющая непосредственное отношение к Бушмину, но о твоем «подвиге» я умолчал. Никаких рапортов и устных заявлений на эту тему не будет. Я так решил. У нас есть ниточка, и, если мы будем неосторожны, ее тут же могут оборвать.

— Постой, Станислав Романыч, — Сотник бросил на него удивленный взгляд. — Ты думаешь, Бушмин все еще трепыхается? Пятые сутки пошли... А его даже в розыск не подали. Странно как-то все это...

— Есть основания надеяться, что он жив. Я получил от Мордвинова любопытное известие, косвенно подтверждающее мое предположение, но о нашем с ним разговоре я расскажу чуть позже, чтобы не сбивать тебя сейчас с толку. Надеюсь также на Сухотина, он сейчас обхаживает одного из ветеранов морского спецназа, тот, в свою очередь, хорошо знает Бушмина и его ближнее окружение из моряков.

— Вряд ли они пойдут на доверительный контакт с нами, — скептически произнес Сотник. — Им и без нас есть кому голову морочить. Госбезопасности, к примеру, контрразведке, военной прокуратуре... Из Москвы следственная бригада должна прилететь. Фамилия Бушмина, кстати, в материалах следствия пока не фигурирует. Даже в качестве свидетеля он не проходит. И это, согласитесь, весьма показательно.

— Кое-кому невыгодно афишировать Бушмина, — задумчиво сказал Белицкий. — Нам, кстати, тоже. Ни на гражданской панихиде, ни на кладбище во время похорон Прохорова и Демченко он замечен не был. Но это и неудивительно. В его нынешнем положении показываться на людях опасно.

— Ко мне, кстати, сегодня Володя Гладкевич подкатывался. — Сотник неторопливо загасил окурок о край пепельницы. — Он дальний родственник Прохорова. В общем-то, неплохой парнишка, мне и раньше приходилось с ним по работе контачить...

— И что ему от тебя надо было? — насторожился Белицкий.

— Спрашивал, как расследование идет и что новенького в этом плане у нас появилось. Какие, по моему мнению, есть перспективы по раскрытию... Ничего нового я ему не сказал, к тому же он служит в оперативно-розыскном и просекает ситуацию не хуже меня. Минут эдак двадцать поговорили на эти темы, потом он отстал от меня.

— Ну вот, видишь, тебя уже пытаются прощупать. Думаю, ты сам догадываешься, в чем тут дело. Конкретные предложения с его стороны были?

Сотник покачал головой:

— Нет, а сам я форсировать события не решился... Кстати, Романыч, есть ли какие еще новости из министерства? Дата совещания по нашему вопросу уже назначена?

— Да. Ты не поверишь — на тринадцатое число. На все про все у нас осталось не больше недели. Совещание будет проводиться в узком кругу, чтобы предотвратить возможные утечки информации. Велихов, начальник антикварного отдела главка, готовит подборку материалов по Уолтмэну и основным зарубежным участникам «янтарного бизнеса», включая посредников.

На мою долю выпал Казанцев и весь комплекс вопросов, связанных с положением дел на Янтарном комбинате и производством художественных ценностей из янтаря. Вместе мы попытаемся доказать далеко не бесспорную вещь — Алексей Казанцев, наш «янтарный барон», вернее контролируемые им структуры, в условиях строжайшей секретности вот уже несколько месяцев работает над изготовлением дубликата царскосельской Янтарной комнаты.

— И это, насколько я понял, далеко не весь твой замысел?

— Я намерен подготовить отдельный доклад по «кенигсбергскому следу». И особый упор хочу сделать на анализе событий первого и второго мая, иначе мы рискуем повторить трагические просчеты наших коллег из военной разведки и госбезопасности.

Белицкий устало потер тыльной стороной ладони высокий, с поперечными бороздками-морщинами лоб. Затем посмотрел в упор на Сотника — в его взгляде сквозило скрытое напряжение.

— Бушмин — это архиважно. Ты контактировал с ним второго мая. Сейчас ты еще раз, в подробностях, расскажешь всю эту историю. Напряги память, важны тончайшие нюансы. Эмоции, мимика и тайные мысли. Тебе придется сыграть сразу за двоих: за себя и за Бушмина. Мне нужен эффект присутствия. Я хочу разобраться, что же там в конце концов произошло и почему Бушмин в пиковой ситуации повел себя столь неожиданным образом. Задачу понял?