Ночные бегуны из Бенгалии - Джон Мастерс

Он — туг, профессиональный религиозный убийца в отставке.[104] Должно быть, из-за моего отца стало слишком опасно этим заниматься, вот он и бросил, покуда мог. И он служил полковым плотником — плотником в моем полку — все эти двадцать лет!

Он беззвучно расхохотался. Вернулся Пиру и Кэролайн спросил:

— Почему ты убил этого человека, Пиру? Заманил его сюда и убил?

Плотник повернулся и с удивлением уставился на нее:

— Сахибу был нужен кивер побольше, так? Отец сахиба чуть было меня не повесил, так? Он был великий человек, отец сахиба. Поэтому я и раздобыл шапку его сыну. Это честь для меня. Ну, и удовольствие тоже. Ох! О самом главном чуть не позабыли!

Он просунул через занавеску кивер Шамсингха, достал второй и небрежно кинул его в кусты.

Кэролайн сказала:

— Но… но… он не собирался причинять нам вред!

Родни рявкнул:

— Смотри! Видишь следы? Это — от Алана Торранза.

Он сунул штык ей под нос и подержал несколько секунд. Когда она опустила глаза, он задвинул его в ножны и крикнул через полог:

— Поехали, Пиру!

Через четверть часа повозка остановилась и Пиру, обернувшись, сказал:

— Сахиб, я к воротам не пойду. До них всего двести ярдов. Я пойду к Ситапаре. Конечно, я ее знаю. Я буду там, если снова вам понадоблюсь.

Он отстегнул занавеску, и Кэролайн с Робином на руках выбралась наружу. Родни вылез следом. Пиру развернул буйволов, и повозка, поскрипывая, стала удаляться прочь. Солнечный свет, отражаясь от дороги, бил прямо в глаза. Прищурившись, он различил крепостные ворота и уставившихся на вновь прибывших часовых. Там их ждала безопасность, четыре стены и возможность, наконец, выспаться. Он медленно двинулся вперед вместе с Кэролайн. С каждый шагом силы его убывали, а нервное напряжение, помогавшее держаться, истощалось. Ноги Кэролайн были в крови, но Робин уютно устроился у нее на руках, и ей хватало сил его нести. Крепость поплыла перед глазами, ноги внезапно подкосились, и он был вынужден схватиться за плечо Кэролайн, чтобы не упасть. В воротах часовые в желтых мундирах преградили им дорогу. Подбежал хавилдар. Родни его узнал и постарался встать прямо, пока тот пялился на него, как на призрак.

Он хрипло произнес:

— Мои приветствия, Гурбачан. Пошли сообщить рани. Мы ищем убежища.

Они прошли под входную арку. Родни все сильнее опирался на Кэролайн. На крепостном дворе бил фонтан. Внезапно она опустилась на его край, как когда-то Джулио — сидел и показывал Притви Чанду свою книгу про птиц. Проснулся и заплакал Робин. Она успокоила его, ласково проведя рукой по лбу. Родни опять шатнуло. Ему надо держаться к ней поближе, не то он упадет.

Появился деван в сопровождении трех или четырех придворных. Родни опустил голову. Они ахали, и пялились на него, и что-то бормотали. Они отняли у него пистолет. Они схватили его за руку и куда-то повели. Он высвободился и вцепился в плечо Кэролайн. В глазах мутилось. Они тащились какими-то темными переходами. Был слышен только стук его башмаков, который подхватывало бесконечное эхо, да временами порывы прохладного ветра колыхали занавеси. Все выше, выше и выше. Он заставлял себя переставлять ноги, изо всех сил держась за Кэролайн. Еще один переход. Часовые. Зачем? Оба отдали честь — выправка, как всегда, никуда не годится — потом один толкнул тяжелую дверь. Он вошел внутрь. Дверь гулко захлопнулась за спиной.

В наружной стене были косо прорезаны три больших окна, и под средним стоял большой диван. Полы покрывали светлые исфаханские ковры. Когда-то это были роскошные светлые покои, высоко над рекой, с прекрасным видом из окон. Он обвел глазами раставленные вдоль голых стен простые походные койки, и раскиданные всюду подушки и грязные тряпки. Он бывал здесь раньше. Любовался украшенным золоченой бронзой столом и наблюдал за игрой теней на лице Делламэна. Теперь покои были пропитаны бедой и страданием, а люди двигались в них как плохо набитые куклы. Он переводил взгляд с одного лица на другое, и слезы текли по отросшей на лице щетине.

У одного из окон, перебирая четки, стоял отец д’Обриак. Миссис Булстрод сидела на полу, тупо разглядывая стену. На диване съежилась Луиза Белл, то и дело вяло совавшая грудь своему младенцу. Грязная ночная рубашка была спущена на талию, обнажая тощие плечи и набухшие груди. Майерзы столпились у одной из кроватей. На ней лежала Рэйчел. На краю кровати присела матушка Майерз, в ногах стоял ее сын. Миссис Хэтч и Джон Маккардль склонились над другой кроватью, на которой лежал человек с завязанными глазами и дергающимися пальцами. По копне светлых волос Родни догадался, что это Гейган. В поле зрения вплыло лицо Делламэна; тот открывал и закрывал рот, но до Родни не доносилось ни звука. Он видел, что бриджи для верховой езды порваны, а тяжелое лицо обвисло.

Он переводил взгляд с одного на другого, и один за другим они показывали, что тоже его узнали. Отец д’Обриак улыбнулся, миссис Хэтч радостно вскрикнула, но все остальные промолчали. На мгновение слабо вспыхивала искра, а потом они снова преврашались в кукол: широко раскрытые сухие глаза, отвисшие губы, туго натянутая кожа на щеках. Он кивнул и постарался понять, что их мучит. Их и его. Это был не страх — страх застыл только в постоянно бегающих глазах Делламэна. Он вгляделся еще раз и увидел отраженный в глазах спасшихся свой собственный позор. Они стыдились свой наготы. У них не осталось ничего — один и тот же удар лишил их не только семьи, денег и положения в обществе, но и веры и доверия. Нагие, они не хотели никого видеть. И не хотели, чтобы их видели.

Он медленно подошел к свободной кровати и опустился на нее. Кэролайн бросила на него взгляд и понесла Робина к Джону Маккардлю. Он слышал, как они говорят — тихий шепот гулко отдавался в голове.

— Мистер Маккардль, что вы можете сделать для Робина? Робина Сэвиджа? Он очень плох.

— Минуточку, только закончу с мистером Гейганом.

Долгая тишина.

— Ну-с, мисс, это что за дрянь у ребенка на голове?

Шепот затих. Робин застонал, и Родни вцепился в раму кровати. На лице выступил пот. Ему придется довериться Кэролайн, потому что потолок уплывал куда-то вверх, и опять подступала тьма. Он закрыл глаза.

Глава 18

Солнце сияло сквозь фигурные решетки окон и рисовало причудливые геометрические узоры на стене у него над головой. Атмосфера отчаяния немного разрядилась. Комната не стала