Большая игра Слепого - Андрей Воронин

Павел Павлович Шелковников знал, что делает и понимал, что на все эти дела уйдет не меньше недели.

Галерей и магазинов в Москве масса, есть они и в других российских городах.

– Выпьем еще, Володя, а?

– Наливай. Спасибо тебе, помог, дельную идею подбросил. Вот я сейчас этим и займусь. А к старику хранителю, если он, конечно, еще что-то соображает и что-то помнит, пошлю майора Митрохина, пусть попробует с сумасшедшим пообщаться.

– Не с сумасшедшим, Володя., а с душевнобольным старым человеком.

– Хрен с ним, псих – он и есть псих! С каким материалом приходится работать!

– И не говори, – вздохнул Шелковников, разливая по рюмкам коньяк.

Сам он пить не стал, только помочил губы, а вот полковник Хохлов выпил свою рюмку одним махом, затем взял дольку лимона, запихнул ее в рот и с аппетитом принялся за бутерброд с красной рыбой. Люда принесла кофе.

– Кофейку давай, а то совеем уснем, – предложил Павел Павлович.

– Да уж, ладно, пора мне. Я бы посидел еще с тобой, но, увы, дела не ждут. Вечером обязан доложить руководству о результатах.

– А кому докладываешь?

– Генералу Потапчуку.

– О, еще служит старик?

– Служит, служит, сносу ему нет. Вечный мужик, как из железа сделан.

– И не говори. Кажется он в генералах так и остался?

– Да он бы уже куда-нибудь продвинулся выше, но, наверное, сам не хочет, не прогибается.

Выпив кофе, Хохлов по-дружески простился с Павлом Павловичем, крепко пожал на прощание руку и негромко произнес:

– Слушай, Паша, если что-нибудь надо, обращайся, запросто помогу. Безо всяких там…

– Ладно, договорились. Может быть, и придется в скором времени прибегнуть к твоей помощи.

– Обращайся, не откажу. Ты же знаешь, старая дружба крепче новой.

– Да, знаю.

Шелковников проводил своего бывшего сослуживца до выхода и с облегчением вздохнул, когда за ним закрылась дверь. В окно он увидел, как полковник Хохлов садился в черную «волгу» с темными стеклами.

Шелковников запомнил номера, хотя они и были слегка забрызганы грязью.

«Вот оно как, мать его… Кто же мог подумать, что эта долбанная коллекция, кроме барона, еще кому-то понадобится? Как же это получилось?»

Он вернулся в кабинет Тамары Васильевой, сел в кресло и принялся размышлять.

"Подобраться хотел ко мне и уличить? Нет, невозможно, тем более, в таком случае он понимал бы, что я в курсе и буду готов к разговору. Значит… Это же надо, так повезло! А может, проверка на вшивость? Может, меня хотят прощупать? Нет, Хохлов слишком прост, даром что в органах работает, он до такого не додумается. А Потапчук? – вдруг мелькнуло в голове, и от этой мысли сердце пропустило удар. – Да, Потапчук старый лис, хитер, как дьявол, людей насквозь видит. Но вряд ли он меня помнит, я с ним никогда не контачил. Так, спокойно, не дергаться… Кто знает об этих картинах, кому известно? Знают о них двое… Старик, старик… – мгновенно в памяти Павла Павловича Шелковникова всплыла фамилия, – Скуратович Василий Антонович. Ах ты, старая перечница, еще не помер? Да, он меня видел, я к нему приезжал, пытался его соблазнить, предлагал деньги. Да, старик оказался стойкий, не всех в этом мире можно соблазнить. Старика я тогда не смог ни купить, ни уговорить. Да, честно говоря, особо и не пытался, был другой вариант про запас. Значит, Скуратович жив, он в психушке, и к нему поедет майор Митрохин из ФСБ. А если старик не совсем выжил из ума? Если расскажет, что я к нему приезжал? Ну, допустим, расскажет, – рассуждал Шелковников. – Я тогда показал свое старое удостоверение, фамилию не называл, да и вообще, кто поверит душевнобольному? Мало ли что он может придумать? Поверить не поверят, и свидетелем душевнобольной выступать не может… И все-таки на хрена мне лишние проблемы? На хрена мне головная боль?

Старика надо будет убрать… И еще – Мишу".

О своем водителе и подручном Шелковников был невысокого мнения, но терпел его, пока не мог без него обойтись.

"Мразь полнейшая. Но без этой мрази я был как без рук. Дальше мне он не нужен. На хрена мне теперь водитель, на хрена подручный? От него надо избавиться. Но лучше, пожалуй, комбинацию немного усложнить и сделать более эффективной. Пусть Миша отправится в сумасшедший дом – спасибо Хохлову, знаю теперь точный адрес – и уберет долбанного старика. И неважно, сумасшедший он или в здравом рассудке, его надо убрать. Зачем мне лишняя болтовня и разборки? А затем я избавлюсь и от Миши, он свое дело сделал. О картинах он ничего не знает. Вернее, знает, но где они сейчас, ему неизвестно. Так что от этих двоих в самое ближайшее время следует избавиться.

И тогда вообще ко мне не будет тянуться ни одна ниточка, тогда я буду чист. Вот только куда это запропастился мой барон фон дер Пшик? Звоню звоню, а его нет и нет, будь он неладен. Но ничего, все складывается наилучшим образом, и ровно через неделю всю экспозицию повезут в Германию. Я поеду вместе с экспозицией, с ней вывезу картины. Это главное. А уж там сориентируюсь на месте, как мне лучше действовать".

В кабинет по-хозяйски вошла Тамара.

– Ну, что, Павел Павлович, вы закончили?

– Да, конечно, – взглянув на аппетитные колени женщины, сказал Шелковников, встал с кресла и предложил хозяйке сесть.

Тамара уселась, забросила ногу за ногу и лукаво посмотрела на Шелковникова:

– Вы, никак, выпили немного?

– Да уж, пришлось. Старый сослуживец, сейчас большой начальник.

– Вид, скажу я вам, у него непрезентабельный.

– Что вы хотите от действующего полковника? Да даже будь он генералом, опрятностью он никогда не отличался. Извините, Тома, – сказал Шелковников, – я сейчас уберу.

– Бросьте, Павел Павлович, Люда уберет. За что же мы ей платим деньги?

– Да-да, правильно, – Шелковников вел себя немного суетливо, и Тамара поняла, что флирту не суждено продолжиться: Павел Павлович чем-то сильно озабочен, что-то ему сказали такое, от чего он утратил свое обычное хладнокровие. В таких случаях, подумалось ей, о человеке говорят: «потерял лицо».