На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

Мы простояли у фермы еще два дня, а на третий свернулись и последовали на соединение с основными силами батальона. Два колеса пришлось поменять на запаски, в кузовах через дырявые тенты посвистывал ветер, но, в принципе, техника в батарее была на ходу.

Мои бойцы пробовали зашить отверстия в тентах нитками, но нитки быстро кончились. И личный состав тешил себя надеждой, что нитки, или их замену, удастся раздобыть у пехоты.

Как только наша колонна влилась в основную, я тут же пошел к Найданову.

— Слышь, Андрюха, — сказал я. — Надо что-то с моими «подносами» решать. Мне нужен новый прицел и надо что-то с двуногой-лафетом делать! А то у меня из трех минометов два калеки…

Что-то Найданову не очень хотелось всем этим заниматься, (хотя, вообще-то, это именно он был командиром батареи, а не я), и он показал мне рукой на штабные автомобили.

— Там где-то Гришин, — сказал Андрей, — сходи к нему, ладно? Там разберешься.

Я покачал головой, но пошел. А чего? Гришина я худо-бедно знал. И он меня знал. Мы могли даже парой слов и вне устава перекинуться. Так что ничего худого для себя я не увидел.

На первой же продолжительной остановке я сбегал к начальнику артиллерии и рассказал о своей беде.

Гришин думал недолго.

— Короче, — рубанул он. — У тебя два миномета, и два целых прицела. Правильно?

Я кивнул.

— Вот переставляешь прицел на целый миномет. Так?

— Абсолютно правильно, — ответил я, продолжая невозмутимо смотреть в рот майору.

— Иди к Рацу, забери миномет у него. А свой поломанный оттащи в ремроту. Потом в часть отправим.

— А почему к Рацу? — недоуменно спросил я.

— У него сейчас людей меньше чем минометов, — засмеялся Гришин.

Как оказалось, у Вася выбыло три человека. Один подхватил воспаление легких, один наступил на растяжку, и ему оторвало ступню. А третий так неудачно порезался, что заработал заражение крови. В результате у Васи выбыл целый расчет, а заменить его было не кем. Тем более что у нас так проредило пехоту, что затыкать ее пришлось и артиллеристами и минометчиками. Так, и Найданову пришлось отдать в роты пару человек. И все то хилое пополнение, которое мы получали из Темир-Хан-Шуры по воздуху, тоже прямиком шло в пехоту. Хотя там были и артиллеристы, и минометчики, и зенитчики, и даже, как я с удивлением заметил, бывшие разведчики.

Между прочим, я разглядел в пехоте двух своих бойцов из артдивизиона, которые свалили в бега сразу после того, как мы вернулись в Темир-Хан-Шуру из-под Первомайского.

— Поймали, значит, — иронично встретил я бывших подчиненных. (Не удержался, все-таки подошел).

— Да нет, — радостно замотали они головами, (радостно? интересно…). — Мы сами пришли. Когда объявили, что в Чечню в пехоту набирают, так мы сразу и вернулись.

…У меня перед глазами живо возникла эта картинка. Подполковник Дъяков, с заклеенным глазом, сидит на КПП с пергаментом и чернилами, а к нему стоит очередь из бомжей.

— В пехоту? — сурово спрашивает Дьяков.

— В пехоту, — отвечают бомжи.

Тогда подполковник дает им перо, чтобы они поставили крестик, макает их пальцы в чернила, и прислоняет к пергаменту…

Парни! — сказал я сурово, так же как воображаемый мной подполковник Дьяков. — Тут ведь и стреляют, и убивают. Вот в роте лейтенанта Бессовестных посмотрите. Как их покоцали. А роту Бандеры?.. Не страшно?

— Да мы как раз в роту лейтенанта Бессовестных. Убыль пополнять, — невозмутимо ответил один из бойцов. — Уж лучше здесь воевать, чем в городе прятаться! Всю жизнь прятаться не будешь же!

— Ну, держитесь, философы! — сказал я, и уже собрался уходить.

— Товарищ лейтенант! — окликнули меня бойцы. — А у вас в батарее вакансий нет?