Эпицентр - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Поляков-Катин Дмитрий Николаевич

Эпицентр

Роман

Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Родился в 1961 году в Москве. Автор повестей и романов: «На выдохе», «Скользящие в рай» и др. Лауреат Бунинской премии за роман «Дети новолуния» и премии СВР в области литературы и искусства им. Е. М. Примакова.

«Эпицентр» — второй роман трилогии под общим названием «Цепная реакция» Дмитрия Полякова-Катина. Автору удалось совместить традиционное повествование, историческую хронику, элементы документальности и черты остросюжетной литературы, а также представить неожиданный поворот в известной теме разработки атомного оружия в гитлеровской Германии и поиска подходов к ее разоблачению со стороны советской разведки.

Член Союза писателей России.

Часть первая

1944 год (Июль)

Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, 8, Главное управление имперской безопасности (РСХА), IV Управление, гестапо, 16 июля

С утренней корреспонденцией на стол начальнику IV Управления РСХА Генриху Мюллеру легло не распечатанное секретарем письмо с грифом «Вручить лично». Обратный адрес и имя отправителя на конверте отсутствовали.

У Мюллера болела голова и тянуло в области печени, вероятно, после румынского коньяка, испробованного им накануне в обществе вернувшихся с Балкан двух перевербованных агентов «Сигуранцы». Коньяк был дрянной, явно из какой-нибудь сельской винокурни, но Мюллер настолько вымотался за день, что осознал это только поутру, опрометчиво поверив этикетке с чеканным профилем Александра Македонского. «Проклятые цыгане, — мрачно думал он, — за пару лишних леев они черту натянут рога».

Не сдвигая с места лежавшие на столе локти, Мюллер повертел конверт в пальцах, зачем-то понюхал его, прищурившись, вгляделся в написанный от руки адрес и только потом вскрыл с помощью металлической линейки. Развернув выпавший из конверта лист, он быстро пробежал текст. Затем, после небольшой заминки, нацепил маленькие, круглые, в тонкой металлической оправе армейские очки и перечитал написанное медленно и внимательно.

В письме говорилось: «Группенфюрер! Имею Вам сообщить, что 20 июля в ставке «Вольфшанце» будет совершено покушение на Адольфа Гитлера. Хочу также уведомить, что три дня назад уже была предпринята такая попытка, но она сорвалась по не зависящим от заговорщиков причинам. Группенфюрер! Еще есть время, чтобы предотвратить это чудовищное преступление. Верный член партии, патриот Германии. Пилигрим».

Первая книга трилогии «Берлинская жара» опубликована в «Роман-газете» №№ 1, 2 за 2024 год.

Мюллер уронил письмо на стол. В задумчивости он стал снимать очки, потянул зацепившуюся за ухо дужку и раздраженно сдернул их, повредив крепление в оправе.

Подобные депеши приходили на Принц-Альбрехтштрассе в изобилии, чаще всего на них просто не обращали внимания. Предупреждали о разном: о подозрительном соседе, все время что-то пишущем в своем углу, не исключено, антиправительственные листовки; о преступных ошибках генералов с подробным изложением путей исправления их просчетов; о том, что карточки пора отменить, так как все можно купить на черном рынке в Панкове; что фрау Зильде смеялась над ужимками Геббельса в киножурнале «Вохеншау», а герр Браун назвал его доводы идиотскими и высморкался в газету с портретом фюрера. Не было ни времени, ни ресурсов разбираться с подобной чепухой.

Это письмо не распечатали и не передали референтам лишь потому, что на конверте стоял гриф «Вручить лично» в виде штемпеля, принятого в системе РСХА.

Анонимки неравнодушных граждан о готовящемся покушении на фюрера поступали в гестапо всегда, а в последнее время их стало даже слишком много. Поначалу их пытались тщательно проверять, но ни одна так и не получила подтверждения. И хотя имелось распоряжение Гиммлера уделять такого рода доносам самое пристальное внимание, постепенно к ним стали относиться формально, в основном с целью подстраховаться на случай проверки.

Но в этом послании присутствовало что-то, мимо чего Мюллер не мог пройти. И в первую очередь — бумага. Бумагу такого, чуть голубоватого оттенка использовали исключительно в аппарате Главного управления имперской безопасности, точнее, с третьего по шестое управление: внутреннее СД, гестапо, крипо и СД Шелленберга. То есть человек, написавший письмо и поставивший штемпель на конверте, очевидно, работал в РСХА и, следовательно, мог владеть информацией исключительной достоверности.

Чутье полицейского подсказывало Мюллеру, что на сей раз все может оказаться по-настоящему серьезно. А если так, то действовать полагалось незамедлительно.

Он нажал кнопку коммутатора.

— Слушаю, группенфюрер, — раздался голос секретаря.

— Шольца ко мне, — бросил Мюллер.

Закурив, он поднялся, подошел к окну, открыл створку и присел на подоконник. С улицы внутрь душного кабинета вместе с птичьим трезвоном ворвался поток свежего воздуха, насыщенного ароматом роз, цветущих в садах напротив. Лето перевалило за экватор и устало катилось к августу с его пряной сыростью и долгожданной прохладой. Молодая женщина в темной шляпке с заброшенной кверху вуалькой умиротворенно катила перед собой детскую коляску. С мягким урчанием по улице друг за другом проплыли одинаковые служебные «мерседесы». Против здания тайной полиции в немом карауле выстроились грузные каштаны, помнящие кайзера Вильгельма. За одним из них, самым старым, Мюллер наблюдал весь год, усматривая в его сезонных переменах высокий смысл течения жизни, состоящей из воодушевляющих взлетов и обескураживающих падений.

По логике сейчас надо было немедленно доложить о полученном сигнале руководству. Вообще говоря, о том, что против фюрера вызревает какое-то преступление, было известно давно. Уже два года гестапо наблюдало за действиями заговорщиков в среде военных, были известны имена, места встреч, кого-то из них время от времени допрашивали, отстраняли от дел, кто-то даже сидел на предварительном следствии, но вся эта история тянулась вяло, осторожно, без огонька, в первую очередь, видимо, потому, что Гиммлер, имевший серьезные виды на армейское руководство, не хотел вносить еще больший разлад и в без того натянутые отношения с вермахтом. Мюллер четко осознавал, что рейхсфюрер не заинтересован в педалировании расследования, и как умный служака следовал хоть и не оформленной в прямое указание, но верно угаданной им линии непосредственного начальства.

Но теперь, когда до покушения, если верить сигналу, оставалось всего четыре дня, начальство следовало поставить в известность. Пепел с почти догоревшей сигареты, крепко зажатой в пальцах, посыпался на костюм, Мюллер с досадой выбросил ее в окно и стал отряхивать брюки. «Но какое начальство?» — задался он вопросом.

Ясно, что речь не шла о Кальтенбруннере — этот поднимет трезвон, а потом, когда ничего не произойдет, спустит собак на Мюллера. Докладывать надо было либо Гиммлеру, либо кому-то из окружения фюрера, с кем у Мюллера сложились доверительные отношения. Это мог быть начальник партийной канцелярии Борман или начальник рейхсканцелярии