Эпицентр - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

нет. А пока будем считать, что все изложенное в анонимке — чистой воды бред жертвы барабанщиков Геббельса. — Мюллер вновь провел рукой по лбу, встряхнул головой. — Кстати, что там за переполох в четвертом отделе? — поинтересовался он.

— Да вот, гауптштурмфюреру Штельмахеру из «оккупационного» дурной сон приснился. Вскочил среди ночи, выхватил из-под подушки пистолет и, видимо, ничего не соображая, всадил пулю в ягодицу своей любовнице, которая копошилась в темноте. Одевалась, наверное.

— Да? И что, жива любовница?

— Ничего страшного, сквозное, пустяки. Беда в том, что она, это жена Вайнеманна.

— О! Он же его начальник! — хмыкнул Мюллер. — Да-а, сюжет не для слабонервных. Казарменный водевиль какой-то.

— Вайнеманн желает выслать его в Варшаву.

— По мне, это мелко. Мог бы вызвать на дуэль. Впрочем, пусть разбирается сам, как хочет. Его жена. Как бы теперь он ее не подстрелил. — Мюллер замер, словно о чем-то внезапно вспомнил. — Ладно, так что ты там говорил про Лемке? Лемке сказал, что-то сказал.

— Ах, да, Лемке, связист. Мы его допросили. Он потёк. Ему мало что известно. Его держали в максимальном неведении, брали на сеанс, выдавали шифровку — и всё. Стучал, как дятел, получал деньги. Похоже на правду. Во всяком случае, я ему верю. Он даже не знает, на кого работает сеть. Но кое-что он все-таки сообщил.

— Ну? — Шольц посмотрел в глаза Мюллеру.

— Он сказал, что в нашем ведомстве роется крот.

Двумя месяцами ранее

Москва, Октябрьское Поле, южнее деревни Щукино, Лаборатория № 2, 10 мая

В среду, накануне совещания у Сталина, начальник 1-го управления НКГБ Павел Ванин решил съездить к Курчатову на место его непосредственной работы или, как говорили между собой, «на объект». Он вызвал служебную «эмку», но от водителя отказался — за руль сел сам, прихватив Валюшкина в качестве сопровождающего. Несмотря на возникшую путаницу в донесениях разведки по поводу предстоящей высадки союзников во Франции, настроение у Ванина приближалось к степени безотчетной радости, и он ничего не мог с этим поделать.

С самого утра солнце заливало все вокруг ослепительным светом с такой избыточной щедростью, что казалось, вот-вот, и в мире исчезнут тени. Распустившаяся лишь в начале мая черемуха приукрасила бедный пейзаж оживающего после третьей военной зимы города. Пьяный дух белоснежных цветков, усыпавших жидкие, чудом уцелевшие кустарники московских дворов, проникал в окна затхлых, перенаселенных квартир как знак выздоровления и надежды. Даже очереди, вечные, серые барельефы вдоль облупленных стен, тянувшиеся за хлебом, продуктами, карточками, к молочным бидонам и водоразборным колонкам, даже они как будто повеселели, словно с солнечными лучами и новым гимном Александрова, гремевшим из уличных репродукторов, к ним вновь вернулось нечто важное, крепко подзабытое из того, что почти уже скрылось в туманном прошлом.

Курчатов, отличавшийся педантичной пунктуальностью, точно рассчитал, сколько времени потребуется, чтобы доехать от площади Дзержинского до Щукино, и вышел к шлагбауму на проходной ровно тогда, когда автомобиль Ванина показался из-за поворота. Его долговязая фигура в просторной толстовке и легких льняных брюках довоенного фасона была видна издалека, точно маяк, обозначающий путь на самый засекреченный объект страны под нейтральным названием Лаборатория № 2. Рядом с Курчатовым стоял молодой ассистент в наброшенном на плечи белом халате.

Предъявив документы, Ванин отогнал машину на стоянку, передал ключи Валюшкину и направился к Курчатову, приветливо раскинув руки.

— Здравствуй, Игорь Васильевич, здравствуй, дорогой. Вот посмотреть приехал, как ты тут с фашизмом воюешь.

— Давно пора, — просиял тот, пожимая руки Ванину. — А то ведь ты у нас такой редкий гость, Павел Михайлович. Падаешь, аки сокол с небес, внезапно. А мы тебя ждем. Сам знаешь, без твоей огневой поддержки нам в атаку ходить трудно.

— Поддержим, — заверил Ванин. — Из шкуры выпрыгнем, а поддержим.

Курчатов слегка приобнял Ванина и указал ему на дорожку вдоль рядка цветущих юных яблонь, ведущую к невзрачному трехэтажному корпусу с облезлым флигелем, именуемому сотрудниками «красным домом».

— Ну, идем, Павел. Покажу тебе наши позиции. В этом году ты у нас, считай, ни разу не бывал.

Они пошли к «красному дому», неспешно, тихо переговариваясь. Ассистент следовал за ними на деликатном расстоянии. Задержались возле сетки, натянутой между шестами.

— А это что у вас? — удивился Ванин.

— Ребята площадку сделали. Мы здесь в волейбол играем. А ты подумал?

— А я подумал, в футбол.

Оба рассмеялись. В глазах Курчатова вдруг загорелся азартный огонек.

— А давай сыграем? — предложил он. — Минут за десять я тебя общёлкаю.

— Да я для этой игры, кажись, ростом не вышел, — как бы нехотя отозвался Ванин, уже сбросивший ремень и закатывающий рукав гимнастерки. — Ты-то вон какой вымахал. К тому же я в сапогах, а у тебя вон ботиночки парусиновые. Фору давай!

— Ладно, раз так. Гасить не буду. Саша, — обратился Курчатов к ассистенту, — айда со мной! — И Ванину: — Дать тебе кого-нибудь из моих?

— Не надо. — Ванин повернулся к стоянке, на которой маялся бездельем Валюшкин, высматривая что-то под колесами «эмки», втянул нижнюю губу и свистнул. Валюшкин вскочил и обернулся. — Эй, Серега, давай сюда! — крикнул он. — Вторым будешь!

Края волейбольного поля были отмечены битым кирпичом. Курчатов подхватил забытый в траве видавший виды кожаный мяч, отошел на заднюю линию и легким взмахом прямой ладони отправил его на половину Ванина. Ванин взял мяч с обеих рук и мягким ударом передал Валюшкину, который засуетился и пропустил его между растопыренных пальцев. Последовала новая подача. Потом еще. Валюшкин, если и принимал пас, отправлял мяч в любом направлении, кроме как в сторону соперника. Наконец Ванину удалось блокировать резкий удар Саши и перехватить инициативу. Его подача удивила Курчатова: пытаясь принять слишком низкий пас, Саша кувыркнулся в траву. Валюшкин взвизгнул от восторга. «Да ты прямо Анатолий Чинилин!» — воскликнул Курчатов. Мяч вернулся к Ванину. Курчатов указал партнеру на край поля и сосредоточился. Удар — и принятый «на манжет» мяч взмыл ввысь. Курчатову страшно хотелось «погасить», но он сдержал себя, помня о форе, обещанной Ванину. Валюш-кин опять пропустил подачу, и Ванин не смог сдержать ироничную улыбку.

Еще минут десять они взбивали пыль на волейбольной площадке, пока с досады на свою неловкость Валюшкин не саданул сапогом по мячу, отправив его под сетку прямиком на половину противника. Саша принял летящий мяч на внутреннюю часть стопы, отпасовал Курчатову, тот грудью остановил его и сильным ударом ноги вернул Ванину. Волейбол плавно перетек в футбол то на той, то на другой стороне поля. А когда, взмокшие, веселые, они бросили гонять мяч, то увидели в окнах «красного дома» множество лиц, с интересом наблюдающих за ними.

— Ну