Дебри - Сара Пирс

Сара Пирс

Дебри

Моему отцу, самому доброму и отважному человеку

Нарисуй мне карту того, что видишь,

                                               думает растаман,

А я нарисую карту того, чего ты не видишь.

И чья же карта будет крупней?

Чья же карта будет правдивей?

Кей Миллер. «Картограф пытается начертить путь к Сиону»

Sarah Pearse

THE WILDS

© Sarah Pearse Ltd. 2024

This edition is published by arrangement with Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency

© Рокачевская Н. В., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Пролог

По вечерам трейлер словно оживает. При включенном свете внутри становится тепло, уютно, и я чувствую себя как в коконе. Жесткие контуры смягчаются. Утилитарные формы плиты и холодильника, а также сложенные у раковины упаковки с едой уже не выглядят такими угловатыми.

Но именно в это время суток я становлюсь особенно уязвимой.

Внутри все прекрасно видно, в то время как снаружи подкрадываются тени, огни высвечивают, кто я, заставляя меня нервно дергаться. Высвечивают не только все мои пожитки – книги и рисунки, – но и фобии с привычками. А еще каждое мое движение.

Пусть я и стараюсь не думать об этом, но все равно пугаюсь, представляя, как фургон смотрится снаружи – маленький и одинокий посреди тьмы.

Я выглядываю в окно. В парке почти совсем стемнело, и деревья превратились в силуэты на фоне неба. Похоже, ночь здесь накрывает землю быстрее, внезапно погружает ее во мрак.

Даже в сумерках это место, этот вид стали моими любимыми – петляющая по долине река и лес за ней, поднимающийся к деревням у подножия горы. Над крышами как будто постоянно висят облака, словно дома сделали вдох и все разом выдохнули.

Я оборачиваюсь, и взгляд останавливается на листке бумаги, который лежит на столе передо мной.

В каждую линию я вложила частичку души. Первые поцелуи. Укромный уголок под самой крышей. Огромные костры, от которых пылают небеса.

На мгновение я переношусь туда, откуда прибыла. Липкие пятна пролитого пива. Смех.

Я улыбаюсь. Но улыбка гаснет.

Снаружи доносится какой-то звук. Не привычный саундтрек национального парка – пение птиц, шорох листьев на ветру, – а нечто более нарочитое.

Шарканье шагов по земле.

И тут же крохотное пространство фургона еще больше съеживается, стены начинают смыкаться и давят. Здесь больше нет уюта, лишь удушающе замкнутое пространство.

Я задерживаю дыхание и снова смотрю в окно.

В темноте ничего не видно. Только перемещаются тени и тянутся друг к другу едва различимые силуэты веток.

И вдруг раздается лязг металла.

Внутри у меня все сворачивается, а потом распрямляется. Я вспоминаю, как называла это мама: оригами из кишок.

Я встаю, хватаю со стола листок бумаги и судорожно озираюсь по сторонам.

Надо его спрятать.

Нагнувшись к шкафчику, я стукаюсь о полку и сшибаю солонку. Крышка была плохо завинчена, и соль рассыпается по полу.

А когда я поднимаю голову, то обнаруживаю в окне лицо.

Все мое тело замирает. Кровь, дыхание, сердце – все останавливается.

Даже в темноте я замечаю ярость.

Делаю вдох, но не пытаюсь сбежать. Я не удивлена, скорее покоряюсь судьбе.

А может, в глубине души я знала, что так все и кончится.

Вероятно, с самого начала все было предрешено.

Нельзя сбежать от монстра.

Мне следовало это знать.

1

Кир

Девон, июль 2018 года

Позавчера я прочла, что у любителей путешествий есть особый ген. Самый настоящий ген жажды странствий.

Он называется DRD4 7R и влияет на уровень дофамина. Готовность к риску – именно такое поведение характерно для тех, кто любит путешествовать.

И теперь я знаю, что у всех, независимо от рода-племени – путешественников класса люкс, любителей музеев или тех, кто живет в трейлере, – у всех нас есть одинаковый фрагмент ДНК бродяги.

Вчера я сообщила об этом Зефу, и он засмеялся. Сказал, общее у нас только то, что мы бежим от чего-то. Или от кого-то. Типично для Зефа, который всюду видит мелодраму. Такова уж его поварская натура. Как говорит один его друг, творческая личность питается эмоциями.

И он прав: сейчас Зеф как раз готовит нам завтрак размашистыми и смелыми движениями, не оставляющими места для сомнений. Громко разбивает яйца о край сковородки и шлепает их в томатную подливку.

Яйца по-мексикански. Наше любимое блюдо. Самое лучшее, что можно приготовить в трейлере. Бросив скорлупу в мусорку, Зеф чешет в затылке, проводит ладонью по подстриженным почти под ноль волосам. Его черты смягчаются – он проделал трудную работу: поджарил лук до прозрачности, добавил сладкий перец и чили, чеснок, лавровый лист, помидоры, приправы. Теперь соус загустел и выпарился.

Поднеся ложку к губам, Зеф пробует блюдо и улыбается. Я тоже невольно улыбаюсь. Обожаю смотреть, как он готовит. Только в это время он не пытается бороться с самим собой.

– Почти готово. – Почувствовав, что я наблюдаю, Зеф достает гречневый блинчик и слегка обжаривает его на другой сковородке, где уже шкворчит масло. – Проголодалась?

– Умираю с голода.

Я перевожу взгляд на окно. Ветер прорезает бирюзу полосами темно-синего, слева направо тянутся рваные линии.

Именно ради таких видов мы поставили трейлер так, чтобы окна кухни выходили на море. Потрясающее зрелище. И пусть я постоянно перемещаюсь, но эта полоска побережья Девона всегда была моей любимой – крохотные бухточки с песком и галькой, ржаво‐красные утесы и спускающиеся прямо к воде деревья.

Я научилась плавать в этих водах, целоваться в них и смывать в них кровь с ободранных о камни коленей. Я чувствую ритм моря внутри, даже когда нахожусь за многие мили отсюда.

Зеф что-то мурлычет себе под нос и выключает конфорку. Яйца готовы. Он ставит сковородку на стол, балансируя с блинчиками и миской тертого сыра в руке.

Я отодвигаю карту, над которой работала, и ставлю на стол подливу.

Посыпав блинчик сыром, кладу на него яйцо с подливкой и