Смерть предпочитает блондинок - Вероника Рыбакова

Он сидел в салоне машины, запоминая все, что его окружало. Стояла ночь. Темно-сизые рваные тучи мартовского неба торопливо летели над Москвой. Дул сырой ветер. Во дворе было темно и тихо, здесь росли большие старые деревья. Сеть черных веток скользила по небу и ловила между облаками растущую луну.

Большие деревья заставили его почувствовать себя маленьким мальчиком, который заблудился в лесу. Он вспомнил, как в летнем лагере сидел в засаде у реки, в кустах, и караулил вражеских «солдат-разведчиков» — пацанов из соседнего лагеря. Прислушался к себе, и ничто в нем не отозвалось теплом на детское воспоминание. Сейчас он просто собирал внутрь свои ощущения, все пять чувств.

Ветер шумел в деревьях уже не по-зимнему, во дворе чем-то позвякивал на ветру. Мужчина наблюдал за подъездом в торце дома, над дверьми которого светилась тусклая лампочка.

На улице горели оранжевые фонари, поэтому из глубин двора она казалась очень светлой. По трассе проносились редкие машины, и он прислушивался к звукам их моторов. По тротуару шли поздние прохожие. Через дорогу довольно долго светился желтыми оконцами табачный киоск, но наконец и там продавщица выключила электричество, повесила на дверь замок и ушла по направлению к метро.

А потом и в доме одно за другим стали гаснуть окна. Он внимательно наблюдал за ними, пока в его кармане не заворочался мобильный, поставленный на вибровызов.

— Она уже выехала, — послышалось в трубке.

— Понял, — буркнул он в ответ.

Теперь надо было так же тихо подождать еще около получаса. В салоне было тепло, пахло кожей и автомобильным дезодорантом. Повалил мокрый снег — сначала нехотя, а потом все быстрее и гуще.

Мужчина выругался и ненадолго включил «дворники». Прикинув по времени, решил, что сделает это еще раз перед самым ее приездом. Снег кружился в свете фонаря сотнями белых мух, падал на стекло и тут же превращался в струйки воды.

Наверное, последний в этом году, такой сильный, подумал он.

Он не уставал ждать. Никогда. Мог сидеть так хоть сто лет. Однажды трое суток провалялся в грязи, не шевелясь, не поднимая головы, тихо матерясь, поэтому и выжил. А теперь смотрел, как быстро обвело белой каймой ветки кустарника возле подъезда. Он почуял запах мокрого снега, смешанный с запахом подтаявшей земли. Но потом стало пахнуть только одним снегом — легкой и холодной небесной водой, застывшей в ломкие кристаллы снежинок, и быстрым чистым ветром.

Ненависть смутно ворочалась где-то в глубине души, но пока вела себя тихо, ждала свою добычу, во всем подчиняясь ему.

«До времени», — подумал он о своей послушной ненависти. Он знал ее как самого себя — знал, как она застилает глаза горячей волной, разбивает привычный мир вдребезги, наполняет его силой и как отпускает его.

Он чувствовал себя очень сильным и хитрым, похожим на льва, застывшего в высокой траве с подветренной стороны от беззаботной длиннорогой антилопы. Он очень любил документальные фильмы из серии «Дикая природа».

А кроме ненависти, в нем еще дышала и жила любовь. Любовь никогда не слушалась его и была сильнее всего.

Его любовь пахла лесом, июльской травой, полной стрекота кузнечиков. Июльская трава наливалась солнечным светом, светлые солнечные пятна перемещались по лугу. Его любовь шептала ему на ухо нестрашную и добрую сказку о том, что мир большой и красивый, полный всякой замечательной всячины — яблок, ромашек, детского смеха, розовых закатов над шоссе, утренних туманов над лугами.

Уже летом все должно было стать иначе, этим летом, через пару-тройку месяцев, все в его жизни и в жизни его любви.

Его непослушная любовь и пока что послушная ненависть говорили с ним, каждая на своем языке, по очереди.

Он слушал их, стараясь ничего не спугнуть ни в себе, ни в окружающем мире.