Жертвенный агнец - Карло Шефер

— Я юрист. Меня вы не проймете своим напором. Мы явились к вам добровольно. У вас нет права нас задерживать. Теперь я хочу уйти. Мы уходим.

Тойер кивнул.

— Сразу видно, кто из вас главный, — заметил он. — Может, господин Пильц еще немного задержится?

Пильц отказался, однако, как показалось гаупт-комиссару, без особой решимости. Тойер подумал, что при первой благоприятной возможности поговорит один на один с бывшим террористом.

Когда комиссары, наконец, снова остались одни, Тойер с удивлением обнаружил, что не все парни разделяют его позицию. Только Хафнер, забыв свою прежнюю версию о женщине-убийце, настаивал теперь на том, что преступление совершил Пильц.

— Во-первых, — кричал грубиян следователь, — у него нет алиби! Во-вторых, он был террористом, а значит, у него нет совести! В-третьих…

— …У него нет обеих рук, — простонал Лейдиг. — Шеф, честно говоря, мне кажется, мы идем не той дорогой. Факты не складываются в четкую картину и, более того, ситуация попахивает фарсом.

— Пильц уже получил по заслугам, — добавил Штерн. — И вообще, с какой стати ему было убивать девчонку?

Возражений у Тойера не нашлось. По-видимому, ребята были правы, но гаупткомиссар все-таки чуточку обиделся.

— Встречаемся завтра, — объявил он, и его дружелюбный тон прозвучал натянуто. — Хватит с нас праздников.

— В понедельник будет еще один, — проскулил Штерн. — Мои родители экономят на всем, но именно этот проклятый праздник Богоявления всегда отмечают. Ох, меня ждут кофе, домашний пирог и обязательные советы отца, куда вложить деньги на постройку дома.

— Скажи спасибо, что ты сам из полиции, — рассмеялся Хафнер. — Какой-нибудь говнюк уже давно такого бы наколбасил, что разбираться пришлось бы нам.

В последующие дни его шеф не раз вспоминал это пророчество — тем более что непросыхающий служитель закона на один день выбыл из игры.

Тойер занимался любовью с Ильдирим, медленно, самозабвенно и при этом все же не без спортивного азарта. Он становился все лучше, рафинированней и, самое главное, выносливей — для этого он считал в уме до ста одного.

На этот раз прокурор отпустила его раньше времени.

— Семьдесят три, — разочарованно проговорил он.

— Прости, — она выпрямилась, ее левая грудь мягко ударила его в висок. — Просто я не в силах переварить тот факт, что Бабетта уже занималась этим же самым. Как можно так опрометчиво, так рискованно… С ума сойти! — Она покачала головой.

Старший гаупткомиссар выслушал ее рассказ без особого удивления. Молодежь была для него загадкой даже в те далекие времена, когда он и сам принадлежал к ней, а уж с сексом проблем у Тойера не уменьшалось, несмотря на все его старания.

— Она говорит, что мы ревем как бешеные слоны.

— Я был уверен, что она спит в такое время.

Ильдирим отодвинула подушки и голышом побежала за халатом.

— Я тоже так думала. Но ведь и у нас тоже не всю ночь бывает крепкий сон.

— Она еще ребенок, а дети спят крепко.

— Увы, кажется, она уже выросла.

Комиссар, стыдливо обернув простыней свой могучий торс, разглядывал свою подружку в неверном свете, падавшем в комнату с улицы. Она смотрела в окно, что там ее так заинтересовало? Халат был небрежно наброшен на плечи. Тойер увидел между распахнутыми полами небольшой иссиня-черный пучок волос и едва не задохнулся от подступившей к горлу волны нежности. Удивляясь собственной реакции, осторожно кашлянул.

— Она говорит, что Озгюр тоже живет в Берггейме. Что от нас видна его квартира, но не говорит, какая… ты еще вспоминаешь иногда Хорнунг?

— Вообще-то нет, — ответил Тойер, в какой-то мере пораженный своим ответом, ведь он сказал правду. Они расстались полгода назад. — Но я предполагаю, что это еще придет, — утешительным тоном добавил он со своей обычной бестактностью.

Но судьба благоволила к нему, Ильдирим невольно рассмеялась:

— За половину твоих высказываний тебя мало повесить, а другая половина совершенно никчемная. Мне это нравится.

Ага, в халате у нее лежат сигареты. С одной стороны, он это не одобрил, а с другой, обрадовался — ему хотелось курить, несмотря на недавние благие намерения. Поэтому он с мольбой протянул руку и сказал:

— Утром куплю кочан салата-латука.

Ильдирим строго прищурилась.

— Отнеси мои слова ко второй половине, — кротко пробормотал он.

Прикурив от ее зажигалки, он прислонился спиной к стене. Складки ткани живописно лежали на его бедрах. Что же приспособить под пепельницу?

— Выдвинь ящик столика, — сказала Ильдирим, угадав его мысли. — Там жестяная коробка. Бабетта наклеила на нее записку: «Тут лежит нечистая совесть». «Совесть» она написала через «и», но вообще в школе у нее дела идут лучше… — Затянувшись, она вернулась к окну и снова устремила свой взор в ночь, отыскивая там коварного Озгюра, при этом стряхнула пепел в кактус.

— Я поговорю с ней, — неожиданно для себя заявил Тойер. — И с тем… парнем (неужели это говорит он?) — тормозну его малость…

— Правда? Поговоришь? — Ильдирим смотрела на него вытаращенными глазами, которые напоминали теперь шарики для пинг-понга. — Это просто… такого для меня еще никто не делал…

— Ничего себе! — обиженно возразил полицейский. — А кто прогнал Терфельдена?

— Нет, я хотела сказать, таких нормальных вещей. Как в кино… друг помогает подруге, совершенно нормально…

Тойер, уже вполне хладнокровно, решил воспользоваться ее растроганностью:

— Ребята мои что-то плохо пашут… Хафнер — тот старается; пожалуй, если я прикажу, догонит ради меня кабана… А для остальных, по-моему, терроризм — нечто скучное и отжившее, как прошлогодний снег… Ты можешь немного продлить нам сроки по этому делу?

Ильдирим отошла от окна и залезла к нему под одеяло:

— Я точно не стану этого делать, господин комиссар. Потому что мне предстоят кое-какие перемены.

— Что?! — воскликнул Тойер и мгновенно испугался. — Ты беременна?

Ильдирим хихикнула:

— Нет, не бойся. Просто я должна в течение года освободить эту квартиру. Так требует хозяин, он сам собирается тут жить. Кроме того, он утверждает, что сдал жилье мне, одинокой турчанке, а теперь мы живем тут втроем. И ведь прав, гаденыш.

— Мы могли бы съехаться, — прошептал Тойер и тихонько признался себе, что не прочь разделаться со счетом до ста одного. Поэтому и сказал. Счет… при мысли об этом у него до боли сладко потянуло внизу живота. Что с Ильдирим? Она стонет? Нет, плачет. Растрогана. Не зная, что ему делать, могучий сыщик прибег к своему излюбленному методу решения проблем. Он заснул.