Последний дубль Декстера - Джеффри Линдсей

– Что там? – осведомился я, постаравшись не выдать интереса.

– Ох, проклятье! – пробормотал он. – Глазам своим не верю.

– Не веришь? Чему? – спросил я уже несколько раздраженно. Терпеть не могу, когда начинают ломать комедию вместо того, чтобы просто и прямо ответить на поставленный вопрос.

– Сперма, – ответил Винс, поворачиваясь ко мне с выражением предельного отвращения на лице. – У нее в глазнице сперма.

Я зажмурился. Должен признаться, это выходило за всякие рамки. Даже для меня.

– В глазнице? Ты уверен? – уточнил я, и эта произнесенная мною очевидная глупость нагляднее всего продемонстрировала, насколько я был потрясен.

– Совершенно уверен, – подтвердил он, возвращаясь к осмотру. – Именно она и именно в гребаной глазнице, из чего следует… Ох блин, проклятье!

Я обошел его и еще раз пригляделся к изуродованным останкам молодой женщины. Разумеется, она как была мертва, так и осталась. Винс немного повернул ее голову, и я увидел вторую половину ее лица. Хотя над ней потрудились не менее старательно, второй глаз остался цел. Он был широко открыт и смотрел прямо перед собой на ту невероятную смерть, что надвигалась на нее. Интересно, подумал я, что такого она сделала, дабы заслужить столь жуткую гибель? Не то чтобы я примкнул к хору голосов, оправдывающих садистов-насильников: «Это случилось с ней потому, что она вызывающе оделась…» – и так далее. Нет, я точно знал, что эта молодая женщина, кем бы она ни была и как бы ни поступала, не могла спровоцировать такое.

Однако всегда находится то, что жертва совершает совершенно неосознанно; нечто, пробуждающее Пассажира от сна и пересаживающее его из тени на водительское место. У каждого Монстра имеется собственная кнопка, приводящая в действие Жажду, и всякий раз эта кнопка срабатывает от разного.

И каждый Монстр реагирует на это по-своему, следуя программе, приносящей ему наибольшее удовлетворение, – серии ритуалов, имеющих смысл для него одного, и завершающихся тем, чем все обязано завершиться, каким бы безумным ни казалось это стороннему наблюдателю. И когда пресса и разгневанное общество в ужасе вопрошают: «Как кто-то был способен совершить такое?» – те немногие из нас, кто знает, могли бы только ответить с улыбкой: «А так». Этого не понять ни вам, ни кому-либо еще, да не нужно понимать. Достаточно того, что это приносит удовлетворение Мне, исполняет Мои сокровенные фантазии. Это, можно сказать, льготный билет на аттракцион, когда в вагончике всего одно место. Мое. И никому не дано ощутить всего этого возбуждения американских горок, единственного, доставляющего предельное наслаждение Мне и одному Мне, будь то медленное, восхитительно-тщательное расчленение придирчиво выбранного партнера или убийство предварительно изнасилованной в пустую глазницу молодой женщины – это всегда совершается в одиночку, иначе какое же это наслаждение…

И все-таки – такое…

Я прекрасно понимаю, что у каждого из нас имеются сексуальные потребности, те или иные. Даже у тех из нас, кто принадлежит к Темному Братству. Возможно, это основная и неотъемлемая часть движущего человеком часового механизма. Часы тикают, подталкивая нас к сексу. Вот только стрелки у каждого из нас движутся с разной скоростью, а будильник срабатывает от разных пружин. Даже так, это находилось вне моего понимания. Я ни разу не видел ничего столь извращенного.

Сперма в глазнице. Чего в этом было больше, конкретного или метафорического? Что это вообще означало? Ведь определенный смысл имеется во всем. Во всем есть какая-то символика, пусть понятная всего одному – тому, кто это сделал. Сперма, оставленная на мертвом теле, встречается довольно часто, и то, на какой именно части тела ее нашли, всегда имеет очень большое значение. Значит, вполне вероятно, у убийцы особое отношение к зрению или визуальному восприятию – хотя, возможно, ничего серьезного: проблема с цветом глаз, или с контактными линзами, или ему просто не нравится, когда кто-то подмигивает.

И все же для человека, обладающего моими особыми навыками – я имею в виду профессиональными, – это какая-никакая, но зацепка, так что я обдумывал ее со всех сторон, занимаясь работой. К тому же эта история представляла для меня личный интерес. Да, и еще: в случае, если бы этим делом занялась Дебора, она бы наверняка потребовала каких-нибудь соображений от меня – в смысле, меня-извращенца. Поэтому я как следует все обдумал, и, хотя ничего особо толкового не надумал, это, по крайней мере, помогло скоротать время.

В общем, поскольку мы прибыли на место преступления довольно поздно, покинули мы его заметно позже окончания рабочего дня. Я упаковал собранные образцы, закинул сумку на плечо и собрался уходить. Чейз стоял у ленты ограждения и болтал с парой полицейских в штатском. Он явно больше не боролся с тошнотой; напротив, пребывал в обычном для него ореоле поклонения и восторга, так что полицейские внимали ему, разинув рты. Мне вовсе не хотелось нарушать подобную идиллию, поэтому я обошел их стороной.

Однако стоило мне поднырнуть под ленту, как Чейз пристроился рядом.

– Ну как, нашли что-нибудь? – поинтересовался он. – Это правда серийный маньяк?

Если честно, меня понемногу начинал раздражать его интерес к серийным убийцам. С какой, скажите, стати все уверены, что Майами переполнен убийцами? И еще Роберт говорил о них как о каких-то диковинах, уродах, свирепых недочеловеках, тогда как я-то знаю: никакие они не уроды. Это абсолютно нормальные люди. Ну, почти все время нормальные.

Однако хотя и честность – штука хорошая, но не всегда, что бы там ни утверждали бойскауты. Поэтому я только покачал головой:

– Рано еще делать выводы.

Чейз не отставал от меня всю дорогу обратно в управление, задавая вопросы, без которых вполне можно было бы обойтись, наблюдай он за моей работой: чем я занимался на месте убийства, что обнаружил, что это за образцы я тащу с собой, зачем они мне нужны, что я собираюсь с ними делать и что вообще будет дальше. Все это чертовски действовало на нервы, и я не мог отделаться от мысли, что Джекки Форрест почти наверняка задавала бы вопросы поумнее – ну и вид бы при этом имела куда более симпатичный.

Чейз не отставал от меня и по дороге в лабораторию, а потом внимательно следил, как я сортирую образцы, принесенные с места преступления. Я проголодался, а из-за его расспросов работа, само собой, затягивалась дольше обычного, поскольку мне приходилось объяснять каждое свое действие. Хорошо хоть Чейз имел некоторое представление о цепочке улик, что сэкономило нам несколько минут. Однако когда я наконец закончил свои дела и собрался уже идти к машине, он задержал меня в последний раз.

– Значит, так? – спросил Роберт. – То есть я хотел сказать, сейчас вечер пятницы. Дальше выходные. Значит, до утра понедельника со всем этим ничего… хм… не произойдет?

– Именно так, – подтвердил я, поддерживая идеальный баланс между необходимостью отвечать вежливо и попытками сместиться в направлении двери.

– Ну ладно, – пробормотал Чейз. – Что ж, раз так… А вы… ну, вы… – Он отвернулся, а потом повернулся обратно ко мне так резко, что я едва не отшатнулся. – Что вы делаете в выходные?