Грязный город - Хэйли Скривенор

в Черепашьем уголке. Согласно одной из многих железных установок миссис Родригес, в каждую пару дежурных входили один мальчик и одна девочка. В те дни, когда Льюис и Эстер дежурили, Ронни Томпсон нередко торчала рядом, развлекая их болтовней через дверь. Правда, миссис Родригес почти всегда прогоняла Ронни, говоря, чтобы шла убирать мусор на школьном дворе вместе с другими детьми, раз у нее есть время бездельничать.

– Льюи, хочешь сам сегодня положить листья салата? – спросила Эстер, снимая крышку с аквариума, в котором сидела черепаха Регги. Оставаясь вдвоем, они называли друг друга Эсти и Льюи. Здорово, когда есть человек, пусть даже девчонка, с которым используешь в обращении особые прозвища, известные только вам двоим.

Льюис кивнул и, поправив очки на носу, полез к черепахе. И, естественно, локтем задел стоявший рядом аквариум с золотыми рыбками. Разве могло быть иначе? Повернувшись, он увидел, как аквариум полетел на пол. Льюис оцепенел, ошеломленно глядя на осколки стекла, лужу воды и двух золотых рыбок с выпученными глазами, которые, хватая воздух маленькими ротиками, смотрели куда-то мимо него. С низкой парты, возле которой стоял черепаший аквариум, Эсти схватила стакан для карандашей. Это была жестяная банка, в какой продают консервированные бобы, только без этикетки и выкрашенная в зеленый цвет. Эсти положила стакан на пол и указательным пальцем задвинула в него сначала одну рыбку, затем вторую. И даже не поморщилась от того, что прикоснулась к их склизким тельцам. Оглядевшись, она схватила старую бутылку из-под «Спрайта» и плеснула из нее в стакан немного воды, предназначавшейся для Регги.

В дверях появилась миссис Родригес.

– Льюис, что здесь происходит? – резко спросила она, поднимая взгляд от пола на дежурных.

Льюис будто онемел и одеревенел. Душа у него ушла в пятки.

– Я нечаянно опрокинула аквариум, мисс, но, думаю, рыбок мы спасли. – Эсти со стаканом в руке без страха смотрела на миссис Родригес.

После он пытался поговорить с Эсти об этом происшествии, поблагодарить ее, но она лишь рассмеялась и пожала плечами, словно это был сущий пустяк.

* * *

Вскоре после этого – в конце пятого года обучения – все мальчишки из класса Льюиса перестали с ним водиться, словно от него воняло за милю. Впервые он понял, что его чураются, во время игры в школьный гандбол. Пяти- и шестиклассники играли на бетонной площадке возле столовой. Самым престижным считался квадрат, расположенный ближе всего к зданию столовой с плоской крышей. Место выбывавших игроков занимали другие, подобно тому как пузырьки, поднимаясь к горлышку бутылки, лопаются и сменяются другими, всплывающими со дна. Существовало негласное правило: мальчишки сначала выбивают из игры девчонок.

Льюис помнил, что это было почти за год до исчезновения Эстер, когда все уже ждали наступления летних каникул. В недели, предшествовавшие Рождеству, школьники делали то, что обычно поручали им делать учителя: строили домики из деревянных палочек, раскрашивали картинки, подозрительно похожие на те, что давали им раскрашивать год назад. Миссис Родригес отпустила их на обед пораньше, и почти весь класс собрался на площадке для игры в гандбол. Льюиса первым выбили из соревнования, послав ему низкий мяч, которого он никак не ожидал на начальном этапе матча. Он напился из фонтанчика и сел на скамейку, ожидая возобновления игры. Обычно за обеденный перерыв они успевали сыграть несколько партий. Льюис смотрел, как два последних игрока бьются за победу. Игра была окончена. Белые тенниски повставали со скамеек и пошли занимать квадраты. Чем престижнее квадрат, тем больше игроков стремились поскорее выбить тебя уже с первых ударов. Льюис выбрал самый крайний квадрат. Мячи ему посылали низкие, подлые. Одноклассники смеялись, наблюдая, как он изо всех сил пытается их отбить. На один из отбитых им мячей раздался крик «аут!», хотя никакого аута не было.

– Да вы что, ребята? Какого черта? – Льюис услышал визгливые нотки в своем голосе.

Мальчишки разразились глумливым хохотом.

– Вылетай, приятель! – крикнул кто-то с утрированным английским акцентом, передразнивая его. Английский акцент Льюис перенял у матери и теперь никак не мог от него избавиться. Он и внешне был похож на мать: маленький, бледный, с тонкими каштановыми волосами, как у нее.

Льюис повернулся и пошел на скамейку.

– Тебе там самое место, Луиза! – крикнул кто-то ему в спину.

Судя по голосу, это был Алан Чэн. Льюис всегда дружил с ним. Несколько раз, когда отец Льюиса работал допоздна, Алан приходил к нему в гости. Однажды они вместе смотрели документальный фильм о стихийных бедствиях. Льюис помнил, что произошло с океаном перед обрушением цунами: вода отхлынула от берега, обнажив песчаное дно и кораллы, которые обычно не видны. Брату Льюиса, Саймону, нравился голос Дэвида Аттенборо[6], и он всю передачу просидел на полу перед телевизором. После Алан никогда не заводил разговор о том, какие звуки издавал брат Льюиса, как он горбился, подавшись вперед всем телом, так что лицом едва не касался телеэкрана.

Льюис дошел до скамейки и двинул дальше, направляясь на игровую площадку перед школой.

– Давай, давай, вали! – снова кто-то крикнул ему вдогонку.

И вслед ему понесся смех. Льюис завернул за угол школьного корпуса и увидел Эсти и Ронни. Они сидели под большим фиговым деревом. Он зашагал к девочкам. Глумливый хохот за его спиной стих, словно поглощенный цунами. Эстер смешила Ронни, строя рожицы. Внезапно она подняла глаза и, заметив Льюиса, пригласила его в их компанию.

* * *

После той ужасной игры до конца недели мальчишки обзывали его «Луизой» и отворачивались, если видели, что он подходит к ним. В общем-то, они с давних пор иногда его дразнили – особенно с того времени, когда увидели Саймона, которого мама Льюиса привела на пикник в День Австралии[7]. Но теперь в их насмешках появилось что-то злобное, словно они на дух не переносили самого Льюиса. На переменах он продолжал сидеть с девчонками. Думал, если не будет попадаться на глаза мальчишкам, их враждебность исчезнет сама собой.

В следующий понедельник, когда Льюис пил из фонтанчика, у него за спиной вырос Симус.

– Двигай отсюда, педик, – с подчеркнутой медлительностью протянул он.

Льюис ушел, вытирая рот тыльной стороной ладони.

И это оскорбительное прозвище приклеилось к нему. Поначалу его произносили тихо, потом стали кричать на весь школьный двор. Сидеть с девчонками было не так уж и плохо. Ронни любезно делилась с ним сэндвичем с нутеллой, причем делала это с гордостью, словно восхищалась собственной щедростью. Льюис думал о том, что сказал бы его отец, если б узнал, что он водится с девчонками. Между ним и отцом Эсти