Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

С Борисом Леонидовичем Пастернаком случилось практически то же самое. После присуждения ему Нобелевской премии американский госсекретарь Джон Фостер Даллес выступил с заявлением о том, что премия Пастернаку присуждена за отвергнутый в СССР и опубликованный на Западе роман «Доктор Живаго».

Вспомните формулировку Нобелевского комитета: там ничего не говорится об этом романе.

Так прекрасный поэт стал разменной монетой в грязной политической игре.

В те годы я много ездил по стране. География комсомольских ударных строек была самой неожиданной: возводили Красноярскую и Братскую ГЭС, прокладывали дорогу Абакан-Тайшет, возводили комбинат в Джезказгане.

Мы писали репортажи и очерки не просто со строек – это были поля сражения за социализм с человеческим лицом. Люди работали с полной отдачей. ЦК ВЛКСМ рапортовал Политбюро о новых победах и взятых рубежах. Докладывали обо всем, забывая, в каких условиях живут те, кто брал эти рубежи. Но с точки зрения московских функционеров жизнь на морозе в палатках, балках и вагончиках – это главный признак романтики.

В 1959 году я уехал из Джезказгана, интернациональной молодежной стройки. Ездил я туда не за очерком и не за статьей, а за материалами для доклада какого-то босса из ЦК ВЛКСМ. Но именно там ребята-комсомольцы показали мне, в каких отвратительных условиях они живут и какой гадостью их кормят в столовых. А потом показали мне городок болгар-строителей – с прекрасной столовой и свежим питанием.

Я исписал целый блокнот, вернулся в Москву и рассказал об этом главному редактору нашего журнала Лену Карпинскому.

Он ответил мне просто:

– Тебя за этим посылали?

– Нет.

– Нужные данные привез?

– Да.

– Свободен.

А через неделю в Джезказгане начались беспорядки, жестко подавленные внутренними войсками.

Прошло несколько лет, и на этот раз армия кроваво подавила недовольство рабочих в Новочеркасске. Демонстрацию рабочих расстреляли прямо на площади перед горкомом партии.

Эфемерная свобода, чуть забрезжившая в 1957 году, завершилась.

В своих поездках на стройки Севера и Дальнего Востока, на целину и в Каркумы я поражался мужеству и трудолюбию людей, приехавших сюда со всей страны не за длинным рублем, а по убеждениям. Я видел, как они вкалывали, подгоняя завершение объектов к определенным датам по требованию партийного начальства.

Время то ушло безвозвратно, осталось в далеком прошлом, как моя восемнадцатиметровая комната на улице Москвина. Теперь у нас свобода, время никому не ведомых реформ. Но я вспоминаю 57-й год, всеобщую эйфорию и ожидание счастливых перемен. Вспоминаю, как это начиналось и чем закончилось. Не хочется дважды входить в одну реку.

А что делать? Сходите на Дмитровку, постойте у Совета Федерации, вглядитесь в лица наших нынешних сенаторов, а потом подумайте, что же нас ждет впереди.

Мусор на тротуаре

Меня всегда поражала очередь в Мавзолей. Здоровенная гусеница из людей загибалась к Александровскому саду и, несмотря на погоду, истово выстаивала томительные часы, чтобы за полминуты пройти мимо подсвеченного саркофага с тем, что осталось от человека, изменившего мир.

Я попал туда случайно вместе с участниками Международного форума молодежи и студентов. Под бдительными взглядами офицеров охраны мы прошли мимо общесоюзного дорогого покойника и вышли на воздух. Надо сказать, что в эту минуту я почувствовал облегчение. Случись это год назад, мне удалось бы увидеть и тело Сталина.

Восемь лет на Мавзолее было написано два имени: «Ленин, Сталин». Восемь лет в кругах, близких к Политбюро или Президиуму ЦК, я уже не помню, как в те годы именовалась эта могущественная структура, шли споры о выносе тела Сталина из главной усыпальницы страны.

Естественно, что все происходившее держалось в строжайшем секрете, но тем не менее информация просочилась, и на площади начали собираться люди. Одни пришли, чтобы выразить свое возмущение тем, что любимого вождя выносят из Мавзолея, другие – чтобы увидеть, как свершится еще один акт справедливости. Но милиция быстро освободила площадь, объявив народу, что вечером начнется подготовка к праздничному параду.

Вечером солдаты полка специального назначения КГБ СССР – их почему-то в народе именовали кремлевскими курсантами – вырыли могилу у Кремлевской стены и выложили ее десятью бетонными плитами.

Офицеры комендатуры вместе с научными работниками Мавзолея вынули тело Сталина из саркофага и уложили его в обыкновенный дощатый гроб, обитый красной материей. С кителя генералиссимуса спороли золотые пуговицы и вместо них пришили обыкновенные латунные. А по площади в этот момент шла, тренируясь перед парадом, колесная техника.

В 22.00 прибыли члены комиссии по захоронению во главе с ее председателем Шверником. И ровно через пятнадцать минут тело Иосифа Виссарионовича было предано земле.

У власти были все основания опасаться антиправительственных выступлений: у всех в памяти были живы воспоминания о тбилисских событиях, которые случились в 2-ю годовщину смерти Сталина.

Пятого марта в Тбилиси начались студенческие демонстрации. Молодежь шла по улицам, неся портреты Сталина. Власть смотрела на это снисходительно: действительно, люди идут к памятнику Великому вождю на берегу Куры, чтобы отдать ему положенные почести. Но с каждым днем ситуация в городе накалялась все больше и больше.

Седьмого марта на улицу вышли студенты всех тбилисских институтов и учащиеся школ. Они скандировали: «Да здравствует Великий вождь товарищ Сталин», «Не позволим пачкать светлую память вождя!».

На следующий день толпа начала захватывать автобусы и автомашины. На площади Ленина шел импровизированный митинг, на котором комсомольцы и коммунисты Грузии поклялись умереть за дело Ленина-Сталина.

Толпа устала от демонстраций и разговоров. Эмоциональные кавказцы требовали более решительных мер. Они атаковали здание штаба Закавказского военного округа. Спасли его только на совесть сработанные железные ворота и суровые солдаты, подогнавшие к забору бэтээры. Но тут кто-то крикнул: «Все к Дому связи!»

И толпа ринулась, как и положено, захватывать почту и телеграф. Начали избивать и обезоруживать солдат роты охраны. Те были вынуждены открыть огонь на поражение. Только это и смогло остановить толпу. Ну а дальше все происходило как всегда: на площади Ленина танки разогнали митинг, подоспевшие воинские части навели надлежащий порядок. Сутки в городе длилось чрезвычайное положение, потом его отменили.

Именно этого и опасались отцы народа в день перезахоронения Сталина. Но проходили по площади колесные боевые машины, готовые в любую минуту по команде развернуться и поддержать огнем подразделения милиции, а Москва жила своей обычной вечерней жизнью.

Пожалуй, 30 октября стало завершающим этапом похорон Иосифа Сталина.

Итак, восемь лет назад…

* * *

Сорок семь лет назад в те дни, когда я пишу эту статью, страна узнала о смерти Сталина.

Четвертого марта 1953