Кульбиты - Валери Тонг Куонг

информацией, смутной перспективой, что в будущем их семья может сказочно разбогатеть. Сама она о таком даже не мечтала. Ее это почти пугало. Она ценила благополучие и возможность заниматься творчеством, которые предоставил ей Эдди, но роскошь как норма жизни, принятая в семье Бауэров, казалась ей абсурдной, нелепой, даже вредной – роскошь отдаляла их от реальности, она была причиной отвратительного отношения к окружающим, основанного на самомнении, зависти и лицемерии. Потеряв все это, Нора не стала бы переживать. Она бы переживала за Эдди, потому что знала, как болезненно он переносит предательство. Она бы вместе с ним стала искать другие варианты. Возможно, посоветовала бы устроиться на работу к конкурентам.

Но он ничего ей не сказал. Он вбил себе в голову, что должен немедленно изменить свою жизнь. Он застрял в вымышленной реальности. Как игрок, который, уже потеряв деньги, продолжает вновь и вновь делать ставки, проигрывать и отчаянно верить в призрачное везение. Он отказывался замечать первые признаки поражения, когда люди, которым он доверял, начали говорить – не прямо, а намеками, используя раздражающе сложные выражения, – что не могут доверить развитие своей компании человеку, чья собственная фирма потерпела крах. Сколько раз он слышал: «Эдди, речь не о тебе, не о том, на что ты способен, мы-то знаем, что ты отличный специалист, но и ты пойми нас, совет директоров этого не одобрит…» Независимый консультант – для крупной компании это несерьезно. Эдди пытался возражать, но было сложно – не мог же он признаться, что на протяжении многих лет брал плату за трех человек там, где и одного было достаточно, завышал почасовую оплату, включал ненужные услуги в договор.

В первый год он заключил три контракта. Этого было катастрофически мало. Денег, чтобы поддерживать уровень жизни, к которому они привыкли, не хватало. Тогда еще можно было все рассказать Норе, но он этого не сделал. Он продолжал скрывать, сколько получает, и тратил сбережения, затыкал дыры, утаивал истинное положение дел. Он давал деньги на отпуск и обучение, покупал Лени новый телефон и спортивную форму, а Норе – материалы и инструменты, оплачивал ужины в ресторане и тысячу других расходов – ежедневные покупки, которых он даже не замечал, пока в деньгах не было недостатка и можно было тратить огромные суммы на органический кофе, биопродукты, одежду из натуральных тканей, лишь бы Нора не беспокоилась о здоровье Лени, ведь это поддерживало уверенность Эдди в том, что он все делает правильно.

В то время он в конце каждого месяца тщательно изучал банковские выписки, с тревогой ожидая появления красной линии, но, вопреки всякой логике, продолжал верить, что на следующий год все наладится и первые контракты станут прекрасным началом. Однако на следующий год один из клиентов ушел от него, а новых не появилось.

Мозг начал сбоить. Будто задыхался в черепной коробке. Ночи теперь разваливались на куски, Эдди просыпался в поту, задыхаясь или с ужасной головной болью, а когда пытался прижаться к Норе, чтобы успокоиться, она отстранялась, отодвигалась на другой край кровати, словно во сне чувствовала его ложь, его неудачи – и, как он думал, его неспособность выполнять свою роль, словно знала, что он достиг предела своих возможностей. Но чем отчетливее он видел, как они отдаляются друг от друга, тем больше терялся, а чем больше терялся, тем отвратительнее вел себя с ней, потому что не мог ни поделиться своей тревогой, ни рассказать о том, что его душит.

Его состояние стало серьезно беспокоить Нору. Она расспрашивала его, почти умоляла объяснить, в чем дело. Именно тогда он окончательно слетел с катушек.

– Эдди, скажи, что не так.

– Ничего. Я в порядке.

– Ну я же вижу. Ты так напряжен, мрачен. Наверняка есть какая-то причина. Пожалуйста, доверься мне. Это связано с твоими делами?

– Ты действительно хочешь знать?

– Конечно.

– Прекрасно, тогда я скажу: моя жена отворачивается от меня в постели, вот что не так. У нас тут теперь мать, тренер, полная вдохновения творческая личность, а жены нет – она мертва. Вот что не так. Мне достаются объедки: если ты не слишком устала, не слишком занята своими делами или тренировками Лени, если у тебя хорошее настроение, вот тогда – да, тогда я могу получить немного любви. Я бросил работу, ушел из офиса, чтобы быть ближе к тебе, но все осталось по-прежнему. Я хотел согреться у огня, а попал под холодный душ.

– Значит, это со мной что-то не так?

Нора старалась не заплакать. Эдди ненавидел себя. Почему ему нужно ранить ее, обвинять? Почему он не может опустить щит, отвлечь ее внимание чем-то другим? Просто поговорить, перестать врать? Он хотел, чтобы она обняла его сейчас, как только она умела, провела рукой по лбу, пообещала, что они справятся. Он хотел, чтобы она все поняла сама и ему не пришлось бы ничего объяснять. Он бы тоже хотел поплакать, прижать ее к груди, попросить прощения за несправедливые слова. Но это было невозможно. Невозможно сказать правду. И он купил ей роскошный букет.

На третий год его мучения стали еще более ужасными. Последние надежды исправить положение исчезали одна за другой. Редкие клиенты – маленькие банки – платили мало и часто с задержками или же объявляли о банкротстве, обвиняя Эдди в том, что он не сумел их спасти. А потом, в начале весны, один известный торговый центр предложил Норе открыть у них свой магазинчик. Она вернулась со встречи взволнованная, счастливая – он давно не видел ее такой. И стала рассказывать о том, сколько нужно будет вложить – суммы с четырьмя нулями хватит на аренду, витрины и оплату персонала; прибыль, конечно, будет очень скромная, но у нее будет главное: узнаваемость бренда. Нора была такой красивой в тот день – с расшитой бисером повязкой на голове, с мелкими морщинками в уголках глаз она выглядела даже более очаровательной, чем в тридцать лет. На ней было одно из тех платьев, которые он так любил, – длинное, легкое, с цветочным узором; оно будто танцевало вокруг ее бедер. В горле у Эдди тут же образовался ком, провалился в желудок. Цифры черными пятнами мелькали перед глазами, звуки становились все глуше, дышать было все труднее, пол уходил из-под ног. Эдди покачнулся и рухнул в кресло. Нора подумала, что у него сердечный приступ. Вся ее радость в одно мгновение исчезла. Она бросилась звонить семейному врачу, умоляла приехать как можно скорее.

Врач ничего серьезного не обнаружил. Диагноз – паническая атака. И это было худшее, что мог услышать Эдди. Он бы предпочел узнать, что умирает. Эта мысль время от времени его посещала: умереть и больше не врать, не чувствовать собственного ничтожества, вырваться из бесконечно закручивающейся спирали, которая с каждым днем сжимала его все сильнее. Умереть было бы не так уж и плохо… Нора узнает правду, но это уже не будет иметь никакого значения – для него. И для нее тоже – ведь мертвым все прощают. Страховки на случай его смерти хватит и ей, и Лени. Но паническая атака? Это означало потерю лица. Вопль, сообщающий миру о том, кем он стал – слабым человеком, ни на что не годным мужем.

Нора с изумлением смотрела на Эдди, который вскочил, как будто ему вкололи адреналин, и выпятил грудь. Ему внезапно стало намного лучше. Он проводил врача, извиняясь за то, что пришлось потревожить его из-за ерунды, сказал в свое оправдание, что в последнее время очень устает. Закрыв дверь, он успокоил Нору:

– Видишь? Все в порядке. И не переживай о своем проекте, деньги будут.

– Я и не переживала, – растерянно ответила она. – Но за тебя я волнуюсь.

Она смотрела на него с любовью, которую в последнее время им не удавалось выразить словами. Ночью она подобралась к нему со своей стороны кровати. Она целовала его, ласкала, она хотела его, и он тоже страстно хотел ее. Они слились воедино и одновременно достигли оргазма. Эдди казалось, что его будто вывернули наизнанку.

На следующий день он проверил