О мертвых - ни слова - Варвара Клюева

— Уверен.

— Неужели ты не чувствуешь хотя бы легкого недомогания? Подумай как следует. Может, у тебя ноет зуб или покалывает в боку?

— Нет, — выдал Леша после долгого молчания. — Ничего нигде не ноет и не покалывает.

— Тогда скажи, что родителям может понадобиться твоя помощь в уборке урожая.

— Какой урожай? Ноябрь на дворе.

— Ну, в подготовке к следующему сезону.

— Они уже подготовились.

— Ну, Лешенька! — взмолилась я. — Придумай что-нибудь. Одно-единственное маленькое дело, которое требует твоего недолгого отсутствия.

— Не могу, — отрезал он.

Надо сказать, что с Лешей меня связывают самые сердечные отношения. Мы с ним никогда не ругаемся и уважаем даже самые нелепые причуды друг друга. Из всей нашей компании я единственная ни разу не позволила себе съязвить по поводу его педантичности, непостижимого пристрастия к изучению всевозможных справочников, путеводителей и расписаний, а также поразительной нечуткости. Даже его неумение врать всегда воспринимала как данность, пусть неприятную, но вполне терпимую. Однако в эту минуту я была весьма близка к тому, чтобы заорать на него.

— Леша, я когда-нибудь донимала тебя по пустякам?

— Нет, — признал он по размышлении.

— Дело очень серьезное. Напряги всю свою волю и постарайся убедить начальство в необходимости своего отъезда.

— Не могу, — повторил он, как попугай.

Я испустила протяжный стон и вцепилась себе в волосы. Если мне не удастся вытащить этого правдолюбца из Москвы, капитан Селезнев в два счета расстроит мой замысел и устроит нам настоящий ад. Не говоря уж о том, что Машенька… нет, об этом лучше не думать. Я чуть было не пустила слезу, но тут меня осенило.

— Леша, а что будет, если ты смоешься без предупреждения? Тебя уволят?

— Не знаю… Нет, вряд ли. У нас сейчас полотдела приходит на работу раз в неделю.

Леша работает в научно-исследовательском институте, где зарплата лишь ненамного превосходит стоимость проездного билета.

— Так какого же черта ты… — Я едва не выматерилась. — Что же ты раньше не сказал? Все, через час встречаемся на Кунцевской. Садись в первый вагон от центра и выходи налево. Я подъеду на «Запорожце», — и швырнула трубку, не дожидаясь ответа.

Какими бы недостатками ни обладал Леша, его достоинства искупают все. Их перечень слишком долог, чтобы приводить его полностью, посему ограничусь упоминанием лишь двух: Леша отличается редкостной исполнительностью и пунктуальностью. Когда я подъехала к месту встречи, он уже переминался с ноги на ногу под расписанием какого-то автобуса (совершенно ему ненужного). Услышав мой сигнал, Леша неохотно прервал любимое занятие и влез в «Запорожец».

— Ну, что стряслось?

Я подробно пересказала ему разговор с Сержем. Леша внимательно выслушал меня и, когда я закончила рассказ, долго молчал.

— Вообще-то этого следовало ожидать, — изрек он в конце концов. — С нашим-то везением…

— Мефодию не повезло еще больше. Как ты думаешь, мог он покончить с собой?

— Навряд ли.

— Почему? Смотри, последние десять лет он только и делал, что мыкался по чужим углам. Работы нет, денег нет, семьи нет. Куда ни кинь — всюду клин. Может, ему все надоело…

— И он отправился на вечеринку, чтобы напиться там яду?

— А почему нет? Мефодий, как известно, был довольно злопамятен. Из всех присутствующих, пожалуй, лишь Генрих да Лёнич ухитрились ничем его не обидеть. Может статься, он хотел таким образом вызвать у нас угрызения совести.

— И испортить жизнь Генриху, который ни в чем перед ним не провинился?

— Ну, снявши голову, по волосам не плачут.

— Нет. — Леша покачал головой. — Не верится мне в самоубийство Мефодия. Ты вспомни, как он вел себя в пятницу.

— А как он себя вел? Сидел в углу, надувшись как мышь на крупу, смотрел на нас волком и помалкивал.

— Это сначала. А потом, когда напился, стал кричать, что все мы — нули без палочек и когда-нибудь еще будем ему завидовать.

— Ну, это чистой воды пьяный кураж. Мефодий давно грозился родить свои гениальные программы, огрести миллионы и заткнуть за пояс Билла Гейтса. Возможно, до него наконец-то дошло, что, упулившись в телевизор и играя в игрушки, мировой славы не стяжать. Тут-то он и понял, что ничего, кроме воздушных замков, создать не в состоянии.

Леша вытянул губы в трубочку, повращал глазами и снова покачал головой.

— Мефодий никогда не мог оценить себя трезво. У тебя не появлялось ощущения, что он остановился в развитии на уровне пяти лет?

— Появлялось, и не раз. Страшный эгоцентрик, по-детски доверчив, обидчив и несамостоятелен — чем не портрет пятилетнего чада? Ну и что с того?

— Обидчивость и доверчивость — это не главное. Мефодий, как ребенок, жил в наполовину придуманном мире и там же укрывался от всех неприятностей. Такие типы к суициду не склонны.

Лешины утверждения всегда верны — это аксиома, проверенная практикой. Его домыслы, предположения, догадки и умозаключения могут быть ошибочными или даже смехотворными, но утверждения — никогда. Я немедленно отмела в сторону предположение о самоубийстве и переключилась на вторую, еще более неприятную версию. Леша, видя мою задумчивость, с разговорами ко мне не приставал, благодаря чему я получила возможность предаваться размышлениям всю дорогу до дачи, не считая тех нескольких минут, когда мы остановились, чтобы заправить машину, купить продуктов и автомобильную эмаль.

Суть моих умственных упражнений была проста — перебрать в памяти гостей Генриха и найти самую подходящую кандидатуру на роль убийцы. Начала я с того, что отбросила себя, потом по некотором размышлении — Лешу, Генриха, Марка и Прошку. Соображения, которыми я при этом руководствовалась, лежат на поверхности: во-первых, мои друзья не могут быть убийцами, во-вторых, ни один из них никогда не стал бы убивать в квартире Генриха. Возможно, на чей-то взгляд, эти доводы звучат недостаточно убедительно, но меня они удовлетворили полностью. Исключив нашу славную пятерку, я ловко сузила круг подозреваемых до четырех человек.

Леня Великович, Серега Архангельский, Игорь Мищенко и Глеб Безуглов — кто же из них? Я вызвала в памяти их лица, припомнила походку, характерные жесты, словечки, манеру разговаривать.

Всех четверых когда-то на протяжении пяти лет я видела почти ежедневно — мы весело болтали и обсуждали серьезные проблемы, сплетничали и ругались, одалживали друг другу деньги и конспекты, состязались в остроумии, устраивали розыгрыши, сводили счеты, смеялись, дулись, уважали, презирали, бросались друг к другу в объятия или отворачивались при встрече — словом, жили обычной студенческой жизнью, полной и разнообразной. Наверное, мало на свете найдется людей, которые по прошествии многих лет не вспоминали бы студенческую пору и своих товарищей с нежностью. Даже если отношения с некоторыми однокашниками складывались не совсем гладко, со временем обиды и размолвки забываются и бывший недруг становится славным малым. Легко ли при таких обстоятельствах заниматься поисками убийцы?