Сыновья волка - Барбара Майклз

* * *

22 мая

Я поговорила сегодня с мистером Вольфсоном по поводу нашей поездки в Йорк. К моему удивлению – ведь он исполнял обычно все наши прихоти, – ему эта идея не поправилась. Он сказал, что самому ему путешествовать трудно, а подходящего человека, который мог бы сопровождать меня и Аду в магазины и гостиницы, нет. Впрочем, он попросил, чтобы мы составили список необходимых вещей, и Уильям все для нас купит в следующую поездку, ведь он ездит в Йорк каждый месяц за товарами, которые нельзя достать здесь. Типично мужское предложение, подумала я, рассердившись.

– Типично мужское предложение, – вдруг повторил мои мысли мистер Вольфсон, усмехаясь и показывая свои великолепные зубы. – Ну, Харриет, на вашем лице можно все прочитать, у вас нет опыта притворяться, да и характер не позволяет лицемерить. Вы подумали: абсурд, чтобы дворецкий выбирал материю для платьев молодых девушек. Но вы скоро обнаружите, что Уильям на это способен. Напишите ему цвет и вид ткани, и он поразит вас своим вкусом. Мы можем найти в Миддлхеме портниху, которая сошьет вам платья.

– Хорошо, сэр.

– Я понимаю, что вы лишаетесь удовольствия самим выбирать вещи. Конечно, это несправедливо. Но в данный момент... Возможно, позже мы и устроим поездку по магазинам. Кстати, надеюсь, вы не станете покупать больше черного? Он не идет вам обеим.

– Но мне кажется, нельзя так быстро снимать траур.

– Если кто-то станет вас упрекать за это, скажете, что это я приказал. – И он снова подарил мне широкую, белоснежную улыбку. – Будьте эксцентричной и посылайте других к черту! Это гораздо интереснее, чем быть как все.

Я покинула комнату под его громкий смех.

Джулиан вернулся из очередной поездки. На этот раз он останется дома подольше, так он мне сказал.

* * *

29 мая

Джулиан в восторге от нашего общества, и последнее время старается как можно чаще бывать с нами. И в наше унылое существование это вносит свежую струю, потому что он абсолютно очарователен. Даже его явная неуклюжесть, когда он сидит в седле, притворна, потому что он совсем не такой уж неспособный, как о нем могут подумать.

Во вторник, в прекрасное теплое утро, мы все отправились на прогулку. «Все» – это Джулиан, Ада и я. Дэвид держал оседланными четырех лошадей, но Джулиан сказал ему небрежно, что нет нужды сопровождать нас. Я была рада, что лицо Ады при этом выражало полное равнодушие.

Мы поехали к развалинам старого аббатства, и впервые я получила возможность рассмотреть все как следует. Разрушенная монастырская аркада еще полна очарования. Низкое здание, которое все еще казалось нетронутым, как я подозревала, предназначалось для спален монахов. И когда я туда направилась, Ада вдруг отказалась следовать за мной. Она взглянула на черный квадрат входа, затянутый паутиной, на обрамлявшие камни скользкие лишайники и решительно покачала головой.

– Там могут быть пауки! – предупредила она меня, и Джулиан увел ее.

Там действительно были пауки, да еще какие. Я вошла в одну из келий. Хрупкие на вид, но всепроникающие побеги пробили себе путь между каменными блоками пола и захватили почти все пространство. На стене я увидела сохранившиеся блеклые краски, но не смогла составить представление об изображении. Я пообещала себе, что вернусь сюда с фонарем и... Дэвидом. Джулиан не станет пачкать свои рубашки и тонкое сукно костюмов, даже из желания угодить леди.

Башня, которую я вознамерилась исследовать, принесла очередное разочарование. Я попросту не смогла туда войти. Дверь была обита огромными толстыми досками, причем обшивка казалась совсем свежей. На двери не было видно ни замка, ни замочной скважины, я налегла плечом, но она не поддалась. Башня стоит как раз напротив коридора со спальнями монахов и, возможно, соединена с ними подземным ходом. Может быть, я попаду в нее через темный коридор, затянутый паутиной.

Я вернулась к Аде и Джулиану. Они мило болтали. Джулиан распростерся у ног Ады, напоминая изваяние молодого рыцаря на древних саркофагах. Он очень изящен, и его профиль – я уже и раньше это отметила – из породы настоящих Вольфсонов: нос сильно выдавался вперед, но был очень красиво и четко очерчен.

Когда я к ним присоединилась, Джулиан как раз рассказывал Аде об одной молодой леди, жившей в доме, где он часто бывал и останавливался. Описание было злое, но очень остроумное: он представлял жеманную молодую мисс, которая флиртует напропалую, насколько позволяют границы необходимого приличия. Ада хохотала, и я тоже. На обратном пути он расчистил стену с такими прекрасными изображениями, что даже Ада была поражена.

* * *

30 мая

Я узнала, что означает загадочная засушенная веточка. Это растение называется травой святого Джона, или хайперикум. Обычное растение... И его применяют... Нет, я все еще сержусь. От приступа гнева у меня дрожит рука, трудно писать. Но начну с самого начала.

Этим утром я направилась на кухню, чтобы предупредить миссис Беннетт об изменениях в меню. Ада выразила желание снова получить любимую яблочную шарлотку, и я забыла об этом сказать кухарке накануне. Вчера, когда мы обследовали старый замок, у меня сломался каблук, и мне пришлось надеть мягкие домашние туфли. Дверь на кухню в конце длинного, мощенного камнем коридора была открыта. И там громко, во весь голос, разговаривали трое – миссис Беннетт, Эльжбет и Мэри, еще одна прислуга, постарше Эльжбет. Они не заметили, как я подошла, и, стоя уже у самой двери, я услышала фразу, которая заставила меня замереть на месте. Мое нечаянное подслушивание хотя и было дурно, но вполне оправданно – меня буквально пригвоздили к полу услышанные слова. Вот эта фраза: «Он убил одну из овец Эйбеля прошлой ночью». «Он» – почувствуйте разницу, а не «оно», как полагалось, если бы речь шла о животном, а не о человеке. Голос принадлежал Эльжбет. Миссис Беннетт ответила. Я уже немного научилась понимать йоркширский выговор.

– Ну так ведь вчера ночью было полнолуние.

– Эйбель сказал ему, что не может прийти сеять до понедельника.

– Эйбелю надо было думать раньше, – возразила миссис Беннетт сварливо, – он ведь посылает собак, когда что-то не по нему.

– Посылает собак? – Это был не вопрос, а скорее полная сарказма констатация факта.

Миссис Беннетт рассердилась:

– Нечего опять распускать язык о суевериях. Тебе сказал проповедник...

– Подумаешь, проповедник!

– Он хороший человек, мистер Эблвайт.

– Иностранец! Если бы он родился и вырос здесь, около волчьего логова...

– Это был отец Эйбеля, он покалечил его, – вдруг сказала другая служанка, постарше, по имени Мэри, понизив голос, – подстрелил пса, когда тот прыгнул на него, услышал, как тот крикнул от боли, упал и уполз прочь.

– Знаю я эти россказни Эйбеля! Языческие суеверия! Как могло животное уйти, так тяжело раненное?