Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

– Ах, вот оно как! – воскликнул Канаи. Тогай с беспокойством посмотрел на него. Детективы, не говоря ни слова, дружно кивнули.

– Может, еще что скажешь? – обратился Кодзабуро к Кусаке.

– Могу, только я еще не все обдумал. Это касается комнаты Кикуоки-сан. Я не исключаю, что с ней тоже можно проделать трюк, создающий иллюзию, что она заперта изнутри. Начнем с того, что четырнадцатый номер – это не запечатанное наглухо помещение. В нем есть вентиляционное отверстие, пусть и маленькое. Убийца мог ударить его ножом, потом положить кофейный столик боком на диван, закрепить его веревкой, привязать веревку к ручке двери туалетной комнаты и вывести другой конец через вентиляцию в коридор. Из коридора он дернул за веревку, и стол упал с дивана так, что одна из его ножек нажала на входную кнопку… Ну как-то так.

– Конечно, мы об этом думали, – отрывисто бросил Одзаки. – Но ни на дверной коробке, ни на стене нет никаких следов от скобок или кнопок. И потом, какой длины должна быть веревка или шнур, чтобы провернуть такую комбинацию? Во всем доме ни у кого и близко такого нет. Кроме того, преступник не мог знать, когда в цокольный этаж может спуститься Хаякава или его жена. Чтобы реализовать ваш сценарий, понадобилось бы минимум пять минут, а то и десять. А если учесть, что в четырнадцатом номере целых три запора, то вся эта возня наверняка заняла бы еще больше времени.

Кусака не ответил. В салоне воцарилось еще более гнетущее молчание, чем несколько минут назад. Кодзабуро попробовал развеять атмосферу:

– Эйко, поставь какую-нибудь пластинку.

Девушка встала, и через минуту повисшее в салоне уныние нарушили звуки вагнеровского «Лоэнгрина».

Сцена 9. Зал тэнгу

Днем 29 декабря салон Дома дрейфующего льда больше напоминал тюремное помещение для приема арестантов. Гости разбрелись по разным углам и сидели не шевелясь, словно мертвые. К нервному перенапряжению и страху, овладевшими всеми, теперь примешивалась усталость. И еще скука, незнание, чем можно заняться.

Видя такую обстановку, Кодзабуро Хамамото предложил супругам Канаи и Куми посмотреть коллекцию привезенных из Европы механических кукол. Прошлым летом он уже показывал ее Митио Канаи и Кикуоке, но Хацуэ и Куми еще не видели его кукол. Кодзабуро собрался пригласить их в Зал тэнгу вскоре после приезда гостей, но волнение и суета, охватившие дом, помешали этому плану.

В коллекции было много старинных экспонатов, и Кодзабуро подумал, что они могут вызвать интерес у Куми. Эйко и Ёсихико успели насмотреться на них раньше и поэтому предпочли остаться в салоне. Тогай, естественно, тоже. А вот Кусака интересовался стариной и, хотя видел коллекцию уже не раз, решил присоединиться.

Пару дней назад, по пути в библиотеку, где ее ждали следователи, Куми заглянула в Зал тэнгу через окно в коридоре. Увиденное ей не понравилось, но, несмотря на дурное предчувствие, предложение Кодзабуро она приняла.

Митио и Хацуэ Канаи, Куми Аикура и Кусака поднялись вслед за Кодзабуро по лестнице в западном крыле и остановились перед дверью Зала тэнгу. Как и в прошлый раз, Куми заглянула в окно. Единственное во всем доме, оно выходило не наружу, а во внутренний коридор. Через огромное окно было хорошо видно все, что находится в помещении.

Справа окно, ширина которого составляла около двух метров, примыкало к южной стене дома, от левого края до входной двери было полтора метра. Окно можно было раздвинуть к центру сантиметров на тридцать с правой и левой стороны. Точно так же открывались стоявшие в зале тэнгу застекленные шкафы.

Кодзабуро достал ключ и отпер дверь. Независимо от того, что можно было увидеть через окно, внутри зрелище оказалось впечатляющим. Прямо у входа стоял клоун в рост человека. Его физиономия светилась на солнце улыбкой, с которой резко контрастировал затхлый запах плесени.

Помещение было заставлено куклами самых разных размеров, большими и маленькими; все они имели одинаково обшарпанный вид. До того старые, что, казалось, вот-вот испустят дух, хотя лица по-прежнему сияли молодостью. Где-то за этими замызганными, с облупившейся краской ликами скрывалось безумие. Стоявшие или сидевшие в задумчивости на стульях куклы загадочно ухмылялись чему-то своему. И улыбки этой обыкновенному человеку было не понять. В Зале тэнгу было подозрительно тихо, словно в приемном покое психиатрической лечебницы, которая может присниться только в страшном сне.

Подобно тому, как время уничтожает человеческую плоть, краска на лицах кукол слезала, как незажившие струпья, обнажая таившееся под ней сумасшествие. Больше всего от всеразъедающего безумия пострадали улыбки на губах, с которых облезала алая краска.

Казалось, вместо улыбок на лицах кукол застыла некая невиданная и загадочная греховная сущность. Их ухмылки заставляли всякого взглянувшего на них вздрогнуть от страха. Разложение! Вот самое подходящее слово. На лицах у этих созданий – не улыбки, а признаки мутации и разложения. Лучшее определение подобрать трудно.

Необоримая ненависть и зависть. Эти куклы явились на свет по людской прихоти и были обречены жить тысячу лет. Поступи кто-нибудь с нашими физическими оболочками таким же образом, нет сомнений, что безумие наложило бы свой отпечаток и на наши лица. В постоянном стремлении отомстить безумие, подпитываемое ненавистью, будет нарастать.

И тут Куми вскрикнула, тихо, хотя, что называется, на полном серьезе. Но что значил ее возглас по сравнению с воплями, готовыми вырваться из приоткрытых ртов многочисленных обитателей этой комнаты!

Южная стена комнаты представляла собой сплошное красное пятно. Висевшие на ней маски тэнгу взирали на компанию кукол множеством сердитых глаз. Длинные носы масок торчали из стены, как деревья на поляне.

Вошедшие гости поняли, зачем в зале так много масок. Их задача была не дать куклам закричать.

Крик Куми немного развеселил Кодзабуро.

– Опять все это вижу и могу повторить: какое чудо! – раздался голос Канаи.

Хацуэ с готовностью поддакнула мужу. Однако банальное славословие Митио никак не вязалось с общей гнетущей атмосферой.

– Мне всегда хотелось устроить собственный музей. Но работа занимала все время, и вот чем кончилось дело – здесь все, что мне удалось собрать, – сказал Кодзабуро.

– Но это и есть настоящий музей! – продолжал льстить Канаи.

Кодзабуро ответил коротким смешком и, открыв ближайший стеклянный шкаф, извлек оттуда куклу полметра высотой – сидящего на стуле мальчика. К стулу был приделан маленький столик; правая рука мальчика держала ручку, левая лежала на столе. Личико у мальчика было милое и не носило следов, наложенных временем на других кукол.

– Какой хорошенький! – воскликнула Куми.