Выстрел в спину. Обречен на победу - Николай Иванович Леонов

Лева улыбнулся благодарно, кивнул:

– Вы поезжайте, я дождусь нашу машину и буду тотчас. – Он встретился со следователем взглядом, увидел в его глазах то ли просьбу, то ли требование, не выдержал и сказал о главном: – Надеюсь, что познакомлю вас с убийцей.

– Спасибо. – Следователь кивнул, вернулся к машине и уехал.

Буквально через несколько минут подошла «Волга» МУРа.

– Моя, персональная. – Лева пропустил Качалина вперед, сел рядом. – Пожалуйста, домой.

Новый, незнакомый Гурову водитель, тоже сомлевший от жары, посидел некоторое время не двигаясь, ожидая когда этот парень назовет точный адрес. Гуров молчал, водитель тронул машину, долго бурчал совершенно нечленораздельное, что в переводе на общечеловеческий язык означало: «Ты, парень, уже совсем зарвался. Вызываешь оперативную машину, чтобы тебя с дружком к бабе возил. У меня один дом, туда и доставлю, там хоть генерал, хоть сам диспетчер… пусть меня убьют».

– Как же это произошло, Игорь Петрович? – спросил Лева.

– Вы о чем? – Качалин задумался и от вопроса вздрогнул.

– Я неправильно сформулировал вопрос. – Лева опустил стекло, но ветер не освежал, а влажно прилипал к лицу. – Как вы ударили жену бронзовой статуэткой, я знаю.

– Вы что? Что вы говорите?

– Помню, в детстве я разбил бинокль отца. – Лева замолчал. – Извините, глупости говорю. Мне кажется, вы не можете поверить в происшедшее, все хотите проснуться и не можете, верите, упрямо верите, что проснетесь. Я говорю жестокие слова, но я не в силах изменить реальность.

– Я не убивал Елену. – Голос Качалина прозвучал тускло и бесцветно, таким слышится голос робота, когда читаешь научную фантастику.

– Понимаю, вы ударили. – Лева вздохнул и замолчал, он тоже устал, говорить, в общем-то, бессмысленно. Качалину к жизни не возвратить.

Светофор подмигнул зеленым, водитель остановил машину, что было абсолютно не в его привычках. Он работал на оперативной машине чуть больше недели, использовал право преимущественного проезда где только мог, а уж на мигающий зеленый останавливаются только частники с травмированной психикой и двумя дырками в талоне предупреждений. Водитель стремился растянуть дорогу до управления максимально. Этот парень, так водитель называл про себя Гурова, рассуждал об убийстве, как нормальные люди говорят о том, что неплохо бы выпить пивка. «Жди, так он тебе и расколется, если и порешил свою бабу», – злорадно подумал водитель.

– А почему вы?.. Почему вам такое?.. – Договорить Качалину не удавалось. – Как вы смеете?

– Мы нашли статуэтку в мусоросбросе. – Лева не хотел ничего доказывать, он свою работу закончил, следователь сделает свое дело.

Гуров обманывал себя, не отдавая отчета, наверное, от усталости. Конечно, ему хотелось поставить точку, кивнуть следователю: мол, преступник сейчас пишет признание, придется подождать, извините, он скоро закончит.

– Божок стоит на этажерке, каждый может схватить, – быстро заговорил Качалин. – Почему я? Сергачев в двенадцать находился в квартире, вы же знаете.

– Разве я говорил, что мы нашли именно китайского божка? «Я вроде гробовщика, забиваю последние гвозди, – подумал Гуров. – Но ведь он убил человека, довела его жена до последнего удара или нет, решать суду. Мое дело восстановить последовательность событий, вытащить на божий свет госпожу истину».

– Вы сказали «статуэтка». – Качалин защищался по инерции.

– Там же стоят бюстик Пушкина, фигурка теннисистки…

– А нет именно божка, – перебил Качалин.

– А вы в гостиную не заходили и не можете знать, что на этажерке отсутствует. – «У тебя такая профессия, Гуров, тут уж ничего не поделаешь», – оправдывался Гуров. – Поверьте, Игорь Петрович, у вас нет возможности защищаться, выкручиваться. Вы сказали, что Сергачев в двенадцать находился в квартире. Во-первых, это неправда, во-вторых, я вам о телефонном звонке не говорил, вы напрасно его организовали. Как говорят юристы: попытка с негодными средствами. Понадобится, мы звонившего найдем, он не захочет стать соучастником и расскажет, как вы его уговорили. Игорь Петрович, вы же знаете этого человека, он расскажет? – Лева заставил себя заглянуть в плоское лицо Качалина. – Вот видите, обязательно расскажет.

– Он не расскажет…

– Вы начинаете говорить глупости. Вы, после того как ударили, – Лева перестал употреблять слово «убийство», – говорите и делаете глупости, топите себя. Совершенно идиотская инсценировка, отрицали приезд, затем этот звонок…

– Толик Бабенко приезжал до меня и видел труп! – Качалину показалось, что он нащупал твердое дно и сейчас выйдет на берег. – Вы ничего не сможете доказать! Бабенко видел труп! Елену убили до моего приезда! Правда, она всегда…

– Безусловно, – перебил Лева. – Я согласен: истину спрятать трудно, в вашей ситуации невозможно. – Он разозлился: «Себя мучает и меня». – Бабенко виделся с Еленой Сергеевной, разговаривал с живым человеком, трупа не видел, даже не знает, как он лежал, о чем и написал в своем объяснении. Бабенко испугался, решив: раз вы обнаружили труп, то подозрение сразу падет на него, дурака Толика Бабенко, и начал врать. Привести его в сознание – дело несложной техники. Я вам, Игорь Петрович, попытаюсь помочь, вы решайте, как себя вести дальше. Не перебивайте меня, постарайтесь понять. Наши разговоры с вами юридической силы не имеют, вы лгали, изворачивались, все это лежит в области нравственности, дело вашей совести. Факты же таковы: вы ударили предметом, который попался под руку, следовательно, в ваших действиях не было заранее обдуманного намерения. На допросе начнете врать, изворачиваться – уличат вас непременно, все докажут, плюс вы оставили труп, бежали. Все вкупе произведет на суд самое мрачное впечатление.

– А так я предстану перед судом весь в белом. – Качалин натужно рассмеялся.

Водитель от неожиданности рванул руль, машина чуть не вылетела на тротуар.

Лева похлопал водителя по плечу и сказал:

– Три года назад я расследовал убийство. Погиб хороший человек. Мне рассказывали: преступник, оправдываясь, порой говорил: «Что выросло, то выросло».

Неожиданно Качалин схватил Леву за руку и зашептал:

– Растет дерево, трава растет. Я человек! Я счастья хочу! А она плевать на меня хотела! Я – в тюрьму, а она другого приведет. Сносила туфли – новые купит! Я приехал и совета попросил, говорю: мол, плохо мне… А она улыбнулась жалостливо и говорит: «Всегда хорошо не бывает. Ты мужчина, решай свои проблемы сам». – Качалин всхлипнул, отодвинулся на край сиденья и совсем тихо закончил: – Так я и прожил свою жизнь.

«Волга» остановилась у подъезда, водитель повернул ключ зажигания и сказал:

– Вы дома, прошу!

– Спасибо.

Лева вышел из машины, подождал Качалина, указал на подъезд, кивнул водителю и вошел следом за Качалиным.

Обречен на победу

Начало

Аэропорт – это место, где не ощущаешь времени, оно безлико. В плохую погоду, когда один город самолеты не принимает, а другой не выпускает, теряется представление и о числе, и о дне недели.

– Объявляется посадка на рейс… за двенадцатое июня.

«Все-таки июнь, – сознание, затуманенное тупым ожиданием, слегка проясняется. – И двенадцатое уже прошло… Одиннадцатого я собирался быть…» – и человек с особой симпатией смотрит на стандартно улыбающуюся девушку в голубом мундире Аэрофлота, которая призывает экономить время и пользоваться услугами…

Все проходит, непогода тоже. Аэропорт, словно чудом незатонувшее судно, выбрасывает на летное поле остатки измученных людей, быстро прихорашивается, его пульс становится ровным. Посадки, взлеты, приливы и отливы. Бодрый, чуть напряженный женский голос с невидимого капитанского мостика оповещает, что произошло, происходит сейчас и должно произойти в ближайшее время в этой маленькой разноязыкой стране – аэропорту.

Летним вечером, когда солнце опускалось за взлетную полосу и наползавшие сумерки зажгли над аэродромом электрические созвездия, в городском аэропорту было особенно многолюдно. Улетала на спартакиаду школьников сборная команда легкоатлетов области, и мамы, бабушки, тренеры, влюбленные торопились сказать что-то самое важное, без чего любимое существо там, на чужбине, несомненно пропадет.

– Плечо не поднимай… Бедро, бедро выше…

– Не стой у открытой форточки…

– Не ты там выступаешь, не ты, а мы… Все мы!

– Помни, тебе нельзя ничего острого…

– Ты фамилию, фамилию нашу не опозорь…

– Береги