Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

— Сотенку бы неплохо, — открыто сказал он, и Фели немного опешила от его наглости.

— Сто евро?

— Это тариф Ливио-такси. — Он улыбнулся, и, хотя этот дерзкий псевдогерой был совсем не во вкусе Фели, она могла понять, почему некоторые женщины подпадали под его обаяние. Обычно так называемые «жертвы», которые снова и снова выбирали не того мачо, как Фели часто слышала на сеансах психотерапии.

— А ты довезешь меня потом к мужу? — спросила она в шутку.

— Ты имеешь в виду, на вашу свадьбу?

Она удивленно взглянула на него.

— Откуда ты знаешь?

— Я порылся в твоем портмоне: искал удостоверение или адрес. Там и нашел приглашение. Почему ты еще не дома?

— А почему ты не отвез кошелек ко мне домой, а пошел за мной?

— Извини, но я случайно увидел, как ты вышла из клиники Клопштока. Господи, ты почти бежала, и я потерял тебя из виду. Радуйся, что потом все-таки заметил на Кантштрассе. Да у тебя паранойя!

— А у тебя…

Фели не успела договорить свое оскорбление.

Ее сотовый зазвонил.

— Матс, слава богу!

Глава 47

Неле

У каждого человека есть точка, в которой он ломается. И под пытками признается во всем, даже в убийстве, лишь бы боль прекратилась.

Неле достигла этой точки. По крайней мере, она так думала.

Ребенок грозил разорвать ее изнутри. Неле кричала, молила о руке, которую она могла бы сжимать, давить — но в этой загаженной, воняющей кровью, потом и отходами шахте такой руки, конечно же, не было.

Неле даже хотела, чтобы ее похититель скорее вернулся.

Но как там говорится? Каждый умирает за себя.

Хотя, в ее случае, это была ложь.

Она умирала не одна. А с ребенком, который хотел появиться на свет и не мог. По причине, которую она, вероятно, никогда уже не узнает, разве что на том свете.

— А-а-а-а-а! — кричала Неле. Она боялась, что уже ничего не увидит. Даже если вдруг откуда-то упадет луч света, она так сильно тужилась, забыв закрыть глаза, что все сосуды наверняка полопались. Она видела фотографии женщин после родов, которые выглядели так, словно им в глаза брызнули хлором.

— Аааахааахаа!

Она задохнулась от собственного крика, который больше не приносил облегчения, а лишь разрывал ее сухое горло.

Во время новой схватки она вцепилась пальцами в грязь под собой. Не почувствовала, как осколок впился ей под ногти, ощутила лишь гладкую холодную поверхность.

Зеркало?

Достигнув кульминации, схватка снова ослабла, и у Неле появилось несколько секунд, чтобы ощупать обломок обеими руками.

Действительно. Он даже отражал слабый свет, который собирался здесь внизу в шахте.

Осколок зеркала.

Тонкий, острый и удобный в обращении, почти как то лезвие для бритья между диванными подушками.

Неле уже представляла, как проводит осколком по своим артериям на запястье.

И это была первая счастливая мысль за долгое время.

Глава 48

Матс

— Фели? Где ты?

Монотонные шумы самолета заглушали все прочие звуки на заднем плане, которые обычно можно услышать во время телефонного разговора.

Он понятия не имел, находилась ли она в дороге, или переодевалась дома для свадьбы, или была уже на пути в ЗАГС.

— Я еду на бывший мясокомбинат.

— Куда?

— Заброшенный промышленный комплекс, недалеко от района, где живет Неле.

Матс услышал сигнал, предупреждающий о том, что аккумулятор телефона садится, и быстро взглянул на дис плей.

Еще пятнадцать процентов.

— Она там? — возбужденно спросил он.

— Я собираюсь это выяснить. Но Матс, не лучше ли позвонить в полицию?

Матс сделал глубокий вдох и остановился посередине винтовой лестницы, которая вела вниз, в лобби первого класса.

— Нет, пока ты не будешь уверена, что Неле действительно там, — заклинал он ее.

— Послушай, это огромная территория. Там есть обветшавшая детская больница, мясоперерабатывающие фабрики, полуразрушенный хлев.

Идеальная игровая площадка для психопата.

— Поищи там такси, — сказал Матс и продолжил спускаться по лестнице.

— О’кей, отличная идея. А если я ничего не найду…

— Тогда позвони мне, прежде чем что-нибудь предпримешь. Когда ты будешь там?

— Примерно через двадцать минут.

Матс надеялся, что к тому времени он будет еще доступен, и отключился.

— Кайя!

Чего бы пилот не требовал от него, он просто должен был поговорить с ней. Да и что сделает Перейя? Не посадит же его на цепь. Матс кивнул темноволосой, очень худой стюардессе, которая, к счастью, покатила тележку с разнообразными журналами и газетами в сторону первого класса — вероятно, чтобы осчастливить страдающих бессонницей пассажиров свежей прессой. Когда она исчезла за шторой, он подошел к Кайе, которая никак не отреагировала на его оклик.

Она стояла перед стеклянным лифтом рядом с баром и сделала вид, что не слышала, как он подошел.

— Мне нужно с вами поговорить, — немного резко сказал Матс; он не мог терять ни минуты. Кайя указала на лифт.

— К сожалению, у меня больше нет для вас времени. Я должна вернуться в кабину для экипажа, доктор Крюгер.

— Куда?

— Помещение, в которое пассажиры не допускаются. Внизу, рядом с грузовыми отделениями. Это настоящий прогресс. Раньше у нас была лишь штора, которую мы могли задвинуть. А сейчас в нашем распоряжении маленькие, но запирающиеся кабины с кроватью и телевизором.

Кайя старалась говорить спокойно, но ее улыбка была такой же искренней, как у избитой женщины, которая боится новых побоев мужа.

— У вас все хорошо?

— Нет, доктор Крюгер. И вы это знаете.

У него не было плана, он не подготовил никаких фраз и поэтому с ходу задал мучивший его вопрос:

— Это вы только что были у меня наверху?

Она еще раз нажала на кнопку вызова лифта, хотя было слышно, что кабина уже движется.

— Пожалуйста, у меня сейчас перерыв. Я была в туалете и сейчас хотела бы снова прилечь.

Матс помотал головой. Он не мог так просто позволить ей уйти.

— Видео, последние кадры. Я должен знать, что за этим стоит.

— Зачем?

Хороший вопрос.

Решающий вопрос.

— Возможно, вас шантажировали. Уже тогда.

Взгляд Кайи стал холодным.

— Вы ничего не поняли, доктор Крюгер, — сказала она тихо, еле слышно.

Он взял ее за плечо и почувствовал, как от его прикосновения оно превратилось в лед.

— Поэтому я хочу с вами поговорить. Послушайте, Йоханнеса Фабера приговорили тогда к ста часам общественно-полезных работ. Он уверял, что не снимал того видео. И теперь я знаю, что он говорил правду.

— Почему?

— Потому