Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

– Это – сокращенная версия «Испанского Парнаса», – объяснила я. – На первой странице – пометки и подпись цензора.

Я не ожидала, что Олег поймет, какой важной была эта находка, но он вдруг взглянул на книгу с благоговением, таким же сильным, как и моя осторожность. Продавец тоже все осознавал – судя по ухмылке, застывшей у него под усиками, и тому, с каким едва уловимым жадным блеском в глазах он на меня смотрел.

– Сколько вы за нее хотите?

Я спросила его напрямую, забыв, что мы не говорим на одном языке. Впрочем, этот тип, должно быть, догадался, что я хотела узнать, и дал ответ, который Олег поспешил перевести.

– Четыре с половиной тысячи злотых. – Он покачал головой, словно сам этому не верил. – Около тысячи евро.

Я снова взглянула на экземпляр. Это была справедливая цена: не слишком дорого и не слишком дешево, учитывая, что речь шла о раритете в очень хорошем состоянии. Я знала нескольких коллекционеров, которые были бы готовы отдать такую сумму за подобный том, а может, и больше.

– Где вы ее нашли? – поинтересовалась я.

Продавец начал что-то рассказывать, и Олег подождал, пока тот закончит, чтобы перевести все сразу.

– Он говорит, что несколько лет назад в городе жил довольно популярный антиквар, некий Энри Каминский. Когда тот умер около семи лет назад, то его сын продал большую часть книг из его магазина, так что он приобрел этот и еще несколько экземпляров по весьма неплохой цене.

Хозяин заведения самодовольно посмотрел на нас, словно этот поступок вызывал у него особенную гордость. Выслушав его рассказ, я осторожно повернулась к Олегу, взвешивая каждое слово:

– Ты мне рассказывал, что Хербст был знатоком испанской литературы XVIII века.

Библиотекарь широко распахнул глаза. Он хотел мне что-то сказать, но слова вдруг застряли у него в горле, и ему пришлось откашляться.

– Ты думаешь, эта книга принадлежала Хербсту?

Невозможно было узнать это наверняка, потому что в ней не было никаких пометок, кроме тех, что оставил цензор, или другой информации, которая указывала бы на происхождение экземпляра и на предыдущего владельца. На первой странице книги не было буквы «J», и, разумеется, экслибриса, который навел бы нас на след и указал на ее происхождение. Тем не менее это совпадение шокировало. Для любителя испанской литературы XVIII века подобный экземпляр оказался бы настоящим сокровищем, которое он вряд ли упустил бы.

– Спроси его, где мы можем найти сына этого Энри Каминского.

Когда Олег перевел мой вопрос для книготорговца, лицо последнего начало резко меняться. Сначала его выражение перешло от выжидающего к озадаченному, а потом и вовсе сменилось полным отсутствием интереса.

– Он говорит, что уже давно ничего о нем не слышал.

Я надеялась, что он еще что-то добавит, но этого не произошло. Я положила подвергнутый цензуре экземпляр обратно на полку. Мне показалось, что продавец книг задержал дыхание, расстроившись, но в то же время испытав облегчение, когда книга вернулась на свой стеллаж.

– Спроси его, была ли у него когда-нибудь в наличии Библия Сончино, и если да, то кому он мог ее продать.

Мне не понадобился перевод Олега, чтобы увидеть отрицание, появившееся на лице этого мужчины, и то, как энергично он замотал головой. Да, это было попыткой попасть пальцем в небо, но нам нужно было узнать, правду ли говорил Марсель Дюбуа, когда заявлял, что нашел Библию Сончино во Вроцлаве.

– Скажи ему спасибо за все. И что мы, возможно, еще вернемся за ним в другой день. – Я указала подбородком на «Испанский Парнас». Книготорговец, похоже, не испытывал особого интереса. Вероятно, он уже привык получать пустые обещания от каждого, кто заходил к нему в лавку.

Но я не врала. Если у меня появится такая возможность, то я вернусь за этим «Парнасом».

44

Все оставшееся утро мы провели, посещая один книжный магазин за другим. Ни в одном из них нам не удалось найти ничего даже отдаленно напоминавшего «Парнас», продававшийся в первой лавке, впрочем, какие-то точки соприкосновения мы обнаружили: самые ценные и редкие экземпляры, по словам владельцев магазинов, были скуплены во время той распродажи, которую провел сын Энри Каминского после его смерти.

Неожиданностью дня для нас стал момент, когда владелец последнего книжного магазина, в который мы зашли, некий Зелинский, выйдя из-за прилавка, вдруг с воодушевлением бросил несколько слов на испанском.

– Обожаю пляжи Испании. Коста Брава. Чудо.

Он переводил взгляд то на меня, то на Олега в поисках одобрения. Добродушный на вид мужчина обладал огромным животом, но в то же время – худощавым телом, отчего напомнил мне мультяшного персонажа, проглотившего наковальню или пушечное ядро. То и дело хватаясь за подтяжки, он оттягивал их, словно хотел проверить на прочность.

– Вам знакома Библия Сончино?

Лицо мужчины просияло: он был счастлив, что понял это слово на слух.

– Библии? Конечно, Библии у меня есть. На разных языках. Все – хорошие.

Он провел нас в глубь магазина, оказавшегося гораздо больше, чем можно было предположить по его скромному фасаду. На одной из полок стояло несколько священных текстов на разных языках.

– Я бы хотела узнать, не продавали ли вы в последнее время Библию Сончино.

Мужчина с энтузиазмом кивнул, что заставило меня заподозрить, что он ни слова не понял. Олег поспешил перевести ему мой вопрос.

– О, да. Несколько месяцев назад. Очень ценная Библия. – Эта мимоходом брошенная фраза заставила меня вздрогнуть. Впрочем, книготорговец, даже не обратив на это внимания, пригласил нас к прилавку. – Француз, очень вежливый. Заплатил наличными. Без возражений. – Достав откуда-то из-под кассы бухгалтерскую книгу, он нашел нужную запись. Обнаружив ее, он повернул папку в нашу сторону. – Вот тут. – Он указал пальцем на одну из строчек.

Я пробежалась взглядом по заметке, написанной на этом непроизносимом языке. Олег объяснил мне, что речь в записи идет о продаже трех томов, из которых состоит Библия, за четыреста злотых, чуть меньше девяноста евро. Казалось, продавец был искренне доволен своей деловой хваткой, хотя, похоже, и не зал, что настоящая цена Библии Сончино была бы гораздо выше.

Я предпочла не разрушать его иллюзий. Если он был счастлив, считая, что заключил выгодную сделку, то кто я такая, чтобы его разочаровывать?

– Говорите, он был французом?

Мужчина энергично кивнул. Вероятность того, что речь шла о Марселе Дюбуа, была просто огромной. К тому же дата