Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

– Всего одно, – ответила она по-прежнему веселым тоном, но теперь в нем не было искренности. – Так что тебе нужно и дальше стараться, чтобы учиться еще лучше.

– Но ей он не нужен, у нее теперь очень много денег! – выпалила я. – Она даже в нашу школу больше не ходит.

Теперь мисс Хейл улыбалась мне с пониманием и сочувствием. Но ее симпатия никак не спасала ситуацию. Я быстро сообразила, как переубедить учительницу, и выдавила, не давая себе времени передумать:

– Чтобы попасть домой, мне нужно пройти по Биллингем-роуд. Я вижу ее там. – Я сделала паузу, а затем добавила для пущего эффекта: – Постоянно.

Мисс Хейл, при всей ее утонченности, знала, что творится на Биллингем-роуд. Мой намек она уловила.

Улыбка окончательно сползла с лица учительницы, а кожа под макияжем побледнела.

– Неужели? – пробормотала мисс Хейл. – Вот как…

* * *

По дороге домой я убеждала себя, что не сделала ничего ужасного. Я ведь и правда видела Ребекку. Да, я солгала, намекнув, что она покупала или продавала наркотики на Биллингем-роуд. Но ведь она и правда шла неподалеку. Стоит только вспомнить шикарное платье Ребекки и дорогие рестораны, куда она явно ходила с новыми родителями… Мои руки сжались в кулаки. Ребекке, в отличие от меня, этот грант был не нужен.

Так с помощью лжи я уничтожила конкурентку. Но моя битва за возможность начать новую жизнь еще продолжалась.

* * *

– Мама, мне нужно с тобой поговорить, – сказала я.

Она сидела на кухне – уже хорошо. Мама была в старом халате, но я уже несколько месяцев, а то и лет не видела ее в нормальной одежде.

Стоя в дверях, я пристально изучала ее и пыталась взглянуть на наше жилье глазами постороннего. Благодаря мне здесь было относительно чисто. На примере Ребекки я увидела, что бывает, если не убираться дома: запах нечистот въедается в одежду, и тогда его чувствуют все вокруг.

Нет, проблема была в другом. Не в старомодном, обшарпанном и ледяном доме. А в ней. Я, прищурившись, смотрела на маму. Вероятность того, что учителя застанут ее в такой относительно хороший день, крайне мала. И виноват в этом Карл.

– Где Карл? – спросила я.

Мама обернулась, и я вздрогнула, увидев ее лицо. Серая кожа, тонкие сальные волосы. Грудь, видневшаяся сквозь распахнутую горловину домашнего халата, испещрена крошечными шрамами. Я знала, что это за рубцы. Когда мама принимала героин, она все чаще жаловалась, что у нее что-то чешется под кожей, и царапала и раздирала грудь до крови.

Я решила, что маму нужно будет одеть в рубашку на пуговицах или поло.

– Вышел за покупками, – ответила она.

Я знала, что «покупки» – это героин, сигареты и выпивка.

– Он скоро вернется, – добавила мама.

Я ушла к себе в спальню, чтобы все обдумать.

* * *

Вечером я металась туда-сюда мимо их неподвижных тел, обыскивая шкафы и кипы бумаг в поисках банковских счетов и чеков. Для получения гранта мне нужно было предоставить сведения о семейных доходах. Эта сумма фактически равнялась нулю. Единственным источником дохода было пособие по безработице, и бо́льшая его часть уходила в муниципальный совет в качестве оплаты за аренду.

Я нашла стопку выписок, большинство из которых не вскрывалось, вынула их из конвертов и разгладила. Оказалось, что мама тратила больше, чем получала. Я вычла из суммы пособия размер арендной платы и нахмурилась. Квартплата была немного меньше выплаты от правительства. На оставшиеся деньги мы вполне могли сводить концы с концами, оплачивая еду и отопление.

Я взглянула на маму – она забылась глубоким сном. Я понимала, что героин стоит денег, но также знала, что мама уже давно никуда не выходила, чтобы снять их с карты. Раньше я думала, что Карл давал ей наркотики бесплатно или в обмен на услуги, которые она предоставляла другим мужчинам. Но никто из прежних «друзей» к нам больше не приходил.

Я почувствовала, как в душе разгорается гнев. Карл забирал мамины деньги. Деньги, которыми мы могли оплачивать еду, газ и электричество. Словно в подтверждение моих слов единственная лампочка в гостиной мигнула и погасла.

Я подошла к шкафу под лестницей и нажала кнопку на счетчике электроэнергии. В ответ безразлично мигнул ноль. Нашему дому больше не давали чрезвычайный кредит: лимит государственной поддержки мы давным-давно израсходовали.

Я вернулась в гостиную и взяла с журнального столика бумажник Карла. Мужчина спал на диване, закинув руку за голову, на его губах пузырились слюни.

Прихватив бумажник, я отнесла его на кухню и при свете фонарика вытряхнула содержимое на стол. Визитки, кредитные карты, бумажки, исписанные номерами телефонов, напротив которых стояли списки имен и цифры. Я решила, что это люди, которые ему задолжали, и со злобным рычанием – я редко позволяла себе такое бурное проявление эмоций – разорвала листок и затолкала обрывки бумаги в слив раковины. Осталась одна банковская карта. Вытащив ее, я и увидела снизу инициалы и фамилию матери.

Засунув карточку в карман, я собралась разложить все остальное по местам, но заприметила в бумажнике что-то еще. За прозрачным кармашком лежала фотография. Я поднесла ее к фонарику, чтобы рассмотреть поближе, и с волнением узнала на фото маму. Карточка была сделана явно много лет назад: мама на ней молодая, свежая, счастливая. Она улыбалась в камеру, на левой щеке – ямочка. Я даже не подозревала, что эта ямочка у нее есть.

За этой фотографией была сложена еще одна. Я вытащила ее и развернула. Раздался странный свистящий звук, тихий вдох или, скорее, выдох. Я обернулась посмотреть, кто это, и снимок, выскользнув из рук, упал лицевой стороной вниз. Я зажала рот ладонью. Звук исходил от меня! Мама с Карлом все так же крепко спали в гостиной.

Опустившись на колени, я подобрала фотографию двумя пальцами. На карточке была изображена я, лет в семь или восемь. Я узнала свою кровать и розовый пододеяльник в цветочек, которым укрывалась до сих пор. Узнала ночную рубашку, которую тогда носила, – белую с желтой кружевной отделкой. На фото я крепко спала, как мама с Карлом в соседней комнате. Ночнушка задрана до шеи, обнажая части тела, которые в таком малом возрасте фотографировать неприлично.

Я ничего не знала о том, как был сделан этот снимок.

Сидя на кухонном полу, я разрыдалась. По лицу текли горячие слезы, а сердце разрывалось от жалости к маленькой девочке с фото.

Выключив фонарик, я легла спать, подставив стул под ручку двери, чтобы в комнату